– Откуда ты знаешь? – спрашивала возмущенная и, конечно, заинтересованная Ксенексолца.
– А видела я недавно с того села сватали Агапи Афуксениди, помнишь? Там был один рыжий парень. Не бойсь, симпатичный, – опередила она гримасу недовольства подруги, – жаль только, не узнала его имени.
– Ну, ты, ворожея. Вот специально не выйду за рыжего.
– А что, наш Федя был рыжим, ты ведь любишь этот цвет? – Роконоца бросила на подругу пытливый взгляд. Ксенексолца, порозовев, отвела глаза:
– Да, но это был Федя…
Она подхватила на руки подбежавшего к ней маленького крестника Федечку, обожаемого еще и за имя.
– А я за кого выйду? – спросила, присутствующая здесь и смотрящая во все глаза на Роконоцу, простодушная Кица.
– Еще, не знаю. Тебе рано выходить замуж. Скажу как-нибудь попозже, – отмахнулась Роконоца.
Кица обиженно возразила:
– Какая я молодая? Сама вышла замуж в пятнадцать, а мне скоро семнадцать!
– Успеешь. Сватаются же, так тебе никто не нравится, вернее, твоему патере никто не понравился.
– Ты знаешь, кто мне нравится. Да патера мне не велит, – нахмурилось красивое лицо Кицы.
– Такого патеру грех не слушаться, – ответила сноха золовке.
– Правильно, от такого отца и я б не отказалась, – подтвердила Ксенексолца. У нее – то отец был довольно равнодушен к детям, во всяком случае, на своих детей не считал нужным тратить время. Но и без родительского внимания Ксенексолца выросла крепкой и видной девушкой. Никакая хворь не могла одолеть ее. Только единственный раз хорошо ее протянуло на соседской, точнее, Роконоциной свадьбе, но она не жалела, потому что первый раз пришлось положить свою руку на могучее плечо Федора. А также почувствовала его руку на своем плече. Лежала она на ней почти невесомо, пока танцевали «Лахана», не хотел Федя отягощать ее и держал руку почти навесу. А как он красиво танцевал «Кочари»! Ксенексолца улыбалась, когда вспоминала эти минуты. Это ничего, что потом малярия замучила ее, два дня вообще не вставала. Мать ворчала на нее: дела стояли, корову вместо нее доила сестра Лиза. Хрисану так лихорадило, что вечером затопили для нее печку. Она подсела к огню, получше согреться. Вдруг приходит Яшка и говорит, что Федор убился: поставил капканы на куниц, но подскользнулся и упал. Нога попала в капкан, а головой ударился об единственный камень, лежавший рядом. Яшка с ребятами были с ним, тоже ставили капканы. Только что привезли его домой. Хрисана с испугу выбежала во двор в чем была; народ уже начал собираться у двора Христопу-ловского дома. Люди потом говорили, что никто так по нем не плакал, как родная сестра и Ксенексолца. С горя у Хрисаны прошла вся малярия. Так ушел Федор из ее жизни. Как мог погибнуть такой человек? Христина думала, что никогда не выйдет замуж. Но через год, через силу вышла замуж за братова друга, Исака Саввиди, с соседней Лекашовки, но любовь свою еще долго не могла забыть. Федор Христопуло был даже лучше, чем Илья, точнее сказать, веселее всех братьев. Сестра его, Кица, тоже его из всех выделяла и больше всех любила. Все его любили.
* * *
Тяжело семья Христопуло пережила смерть матери и любимого сына и брата. Но постепенно смирились, боль притупилась, а будняя жизнь с неожиданными поворотами и выкрутасами продолжалась. Как-то до Роконоцы дошло, что люди говорят, что она недостаточно помогает мужу с огородами и скотом. Доложила ей об этом Ксенексолца. Роконоца была вне себя. Кто так мог ее ославить? Ее, которая с детства славилась трудолюбием! Не она ли с утра до ночи занимается детьми, за три года родила двоих. Не она ли целыми днями варит пойло скоту: у них четыре коровы, три лошади, несколько телят, поросят, не говоря о курах, утях и гусях. Правда, убирал навоз Илия, а все, что касалось уборки, варки, стирки – все на ней. Никто ей не помогал. Жили они в отцовском большом доме, спасибо ему, он иногда брался приглядывать за детьми. А в основном, патера проводил время в лесу или рыбачил. Человек отработал свое; в свои шестьдесят, он выглядел на все семьдесят, понятно, немало ему пришлось пережить. Так, что занятой бесконечными делами Роконоце не приходилось думать об отдыхе. «Почему люди так несправедливы?» – думала она с обидой. Нет, она не могла это так оставить! Кто же на нее точит свой зуб?
