На немой вопрос матери, Федор, виновато опустив голову, отвернулся:
– Мама, нас, греков, всех высылают, нам надо быстро собраться за день и ночь, – произнес он хрипло.
Роконоца всполошилась:
– Как высылают? Почему? Куда высылают?
Федор старался не смотреть в испуганные глаза матери. Отворачиваясь, отвечал:
– Высылают из Юревичей„.Не знаю куда…
– Прямо сейчас, ночью с детьми?
Роконоца ничего не соображала, не успела даже почувствовать, как подкосились ноги. Она рухнула на стул, который, к счастью, оказался рядом. Упасть не дал подскочивший сын. Роконоца быстро пришла в себя.
– Мама, нас высылают и нам надо собраться за день и ночь.
– Почему, сынок? – голос у Роконоцы срывался. Увидела, как сын побледнел, жалея ее. Роконоца взяла себя в руки.
– Только нас забирают? Наверное, как в тридцать девятом и других тоже, сынок?
– Не знаю.
Один из уполномоченных что-то сказал, обращаясь к Феде.
– Мама, он сказал, что можно с собой на человека взять по сто килограммов, но не больше пол тонны на всю семью.
– Те му, – подняла к небу глаза Роконоца, обращаясь к Богу, – кто же понесет эти полтонны?
– Скорей мама. Я побегу к дяде Михаилу и тете Кице. Харитон пусть собирает и зимнюю одежду, а ты посуду, еду, а Кики все остальное.
Разбудили Харитона и Ирини.
Первые полчаса Роконоца металась по комнатам, натыкаясь на стулья, детей, мебель. Останавливалась среди комнаты, сжимала виски, в которых дробно выстукивало: «Что делать?», лихорадочно обдумывала, что надо будет взять с собой из еды и одежды на всю семью. Голову так стянуло, что казалось вот-вот кожа лопнет. Прислушиваясь к лаю множества собак, стоя перед иконами, Роконоца просила: «О Теос ке Панаия, разве можно все предусмотреть. У меня малые дети, как они перенесут дальнюю дорогу? Воитья ме о Христос ке Панаия. Прошу вас помогите нам, чтобы ничего страшного с нами не случилось. Пусть муж мой, Илья, найдет нас, когда вернется».
По лицу текли слезы, хотелось криком кричать и выть, но Роконоца не позволяла себе даже всхлипывать, не хотела, чтоб дети видели ее такой.
Вернулся Федя, принес в мешке пол туши свиньи.
– Дядь Миша зарезал свинью, велел жарить мясо, готовить так, чтоб надолго хватило в дорогу. Роконоца все бросила на детей, а сама принялась за жарку мяса.
Кики раскладывала его в глиняные кувшины и кастрюли. Сверху крышки накрывала разрезанной со стола клеенкой и перевязывала тряпочными веревками.
– Через двадцать четыре часа, как и накануне, постучали в дверь. Семья Роконоцы, сбившаяся с ног за сутки беготни и безостановочной работы, сидела на узлах, в безропотном ожидании своей участи.
* * *
Кирилла Сарваниди, жителя Кукерду не было в числе тех, кого выгнали из дома, погрузили на грузовик и отправили с семьей, в переполненном грузовике, с такими же несчастными неизвестно куда. Слышал он далекий лай множества собак, но здоровый сон после рабочего дня так крепок, что он не поднялся, не поинтересовался, что происходит. Да и на отшибе он живет, не очень – то поймешь, что к чему. Беременная на восьмом месяце жена, Пиника, ткнула его локтем, но он перевернулся на другой бок, велел ей не обращать внимания и спать. Утром, часов в одиннадцать, к ним пришел Сергей Степанов, подросток, внук русского пасечника. Он побывал в поселке по поручению деда, но никак не мог найти нужного ему человека.
– Такое впечатление, что поселок опустел, людей не видно, – удрученно сообщил он, отмахиваясь веткой от назойливых пчел.
