-Собака. Волкодав. Я таких встречал по ихним стойбищам. Добрый собака? Волка береть?
-Ай, как берет! – Басан, простодушно улыбаясь, поставил свой пустой стакан перед Панкратом, красноречиво указав на него глазами-щелками, -ка-ра-шо берет! Волк ночью подходит – Басхан не спит, слышит. Волк хочет овца резать – Басхан не дает! Басхан не трус! Волк это видит! Волк в камыш уходит… Злой, голодный.
-А ежели и не уходит? Ну… Опять полез?– Панкрат, пододвинувшись поближе, изобразил крайний интерес, раскрыв рот и расширив глаза.
-Тогда Басан говорила Басхану: – Все! Болхо! Иди, Басхан, в степь, иди, болхо! Убей волка! И Басхан на час-другой уходит и убивает волка, однако живая она… уже не… стала!
-А… Покажи нам своего… Басхана, друг ты наш Басан! – Григорий выставил мутные стаканы в рядок, медленно наливая их до половины.
-Ай! Ка-ро-ший! Чох-чох-чох! Ай, нету! Третьево дня ушла она… Волк подкралась… Раскопала тепляк, шибко резала три овцы, а подушилась еще вот, -он показал две растопыренные ладони, -десяток! Скоро придет, однако! Долго не бегает она… Убьет, точно будет!
-А если он, к примеру, -Гришка облизнул сухие губы, -на целую стаю наткнется? Они ж ево…
-Э-э-э, не-е-т…, -Басан повернулся к молодице и сунул проснувшемуся ребенку в рот кусочек дотура, ласково улыбаясь и любовно причмокивая губами, – она сама от своей стаи Басхана и… уведет! Хитрая, однако! Поведет-поведет… Далеко поведет! Заманит и кинется! А Басхан… шея она… хрясь! И бросала на снег! Крови нет! Волка нет…
-Ай, да молодец же твой волкодав, Басан!
-Водка наливай… Борцыки кушать будем! Ай! Ка-ро-ший человек… Ма-ла-дец моя Басхан! Отпускала она на час – сплю, однако, спокойно месяц! Водка еще… неси!
Уже в серых морозных сумерках вывели из тепляка обсохших и отдохнувших лошадей, стали седлать. Басан, еще с минуту назад изображавший в дым пьяного человека, слегка умывшись свежим снегом, вдруг преобразился и тихо сказал, глядя сквозь прищур хитрых бегающих глазок в упор в глаза Григорию:
-Те волки, што ты искала, командир, тут… недалеко и… кошуют, однако.
Гришка, уже занеся ногу в стремя, опешил, развернулся к нему, с тревогой в голосе только и выдавил:
-Командир? Откуда знаешь?..
Тот помолчал, всматриваясь в белый сумрак степи, опять, озорно улыбнувшись, погрозил толстым коротким пальцем:
-Э-э-э! Басан не обманешь! Басан всяких людей видала… Ты – командир, а не пастух.
-А я из каких? – удивленно спросил Панкрат.
-А ты из таких…– вдруг потупил взгляд Басан, засопел обиженно, – ты серебряная ложка… однако, зачем в сапог положила? А-я-я-я-яй! Эта ложка Басан в Ростове забрала… В двадцатом году забрала, когда с Семеном да Ока… Иваныч и сам Ростов… забрала!
-Панкра-а-ат, -укоризненно покачал головой Григорий, нарочито нараспев выговаривая слова, -ты у кого, дурья башка, ложку спер? У нашего товарища, у красного конника, у буденновца ты ее спер… Нехорошо!
-Ладно-ладно… Ну не знал, не знал, -виновато растопырил ладони Панкрат и аккуратно положил на снег большую потемневшую ложку.
-Ты зла не держи, Басан. Этот парень не только в этом деле мастак, -Григорий примирительно похлопал улыбающегося калмыка по плечу, -ты в четвертой был, а я, правда твоя, в шестой дивизии, у Тимохи. И.., -он внимательно всмотрелся в тускнеющую даль, – жди нас вскорости обратно, ежели чего… С гостями жди!
Басан посуровел, разгладил жиденькие, свисающие ниже лица усы, и, повернувшись в степь, махнул рукой на восток:
