Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор - страница 36

В последние годы стал широко известен факт оставления в Москве в 1812 году 22,5 тыс. раненых при Бородине, большая часть которых сгорела в великом пожаре Первопрестольной, зажженной и русскими войсками, которые огнем уничтожали склады, и горожанами, которые почти все ушли из города. Отношение к своим раненым было сходным и в следующей большой войне. Мемуарист сообщил слышанный от Л. Толстого рассказ об одном из эпизодов Крымской кампании: «Когда Малахов курган был взят [французами в 1855 г.] и войска спешно переправлялись на Северную сторону, тяжелораненых оставили на „Павловом мыске“, где была батарея… с которой можно было обстрелять весь город. Когда сообразили, что нельзя ее так отдавать французам, то решили ее взорвать <…> Мысок был взорван с батареей и со всеми ранеными, которых нельзя было увезти…»314

Переход к ХХ столетию ознаменовался кровавой драмой на Дальнем Востоке, о которой Россия забыла, зато до сих пор очень хорошо помнит Китай. Когда к приграничному Благовещенску летом 1900 года вплотную подкатилась стихийная волна бушевавшего в Китае антиевропейского восстания боксеров (ихэтуаней) и со стороны Сахаляна (Хэйхэ) по городу было сделано несколько артиллерийских залпов, повлекших жертвы среди населения – погибло пятеро и 15 было ранено, русскими овладела паника, вылившаяся затем в жесточайший погром многочисленных местных китайцев. Только в Благовещенске 4 июля 1900 года казачеством при абсолютном попустительстве властей были изрублены топорами и шашками, застрелены и утоплены в Амуре не менее 3,5 тыс. мирных китайцев, среди которых было множество женщин, детей и стариков315.

После расправы в Благовещенске местные жители убивали китайцев и маньчжуров сотнями по всей крестьянской округе; в ответ китайцы пытались высадить десант в Зазейский район. Полицейские приставы сообщали, что «всего в 8 волостях найдено 444 трупа, однако в уголовном деле отмечалось, что это явно заниженные цифры»316. Подобные беспричинные убийства, неизменно сопровождавшиеся грабежами и мародерством, увеличили число жертв среди китайцев примерно до 5 тыс. человек. Наказания за зверства были символическими: полковник М. М. Волковинский, приказавший расстрелять в Поярковском станичном округе 85 китайцев с захваченного парохода и собранных в окрестностях, был уволен с военной службы с лишением пенсии и права ношения мундира. Характерно, что благовещенская трагедия встретила довольно равнодушную реакцию современников и скоро забылась317. Между тем в 1920‐х годах алтайские крестьяне, вспоминая Гражданскую войну, сокрушенно признавали: «Наши ходили в Китай усмирять. Так же галились над народом, как чехи [в Сибири] и французы»318.

В годы русской смуты первой четверти ХX века частые военные жестокости, вызвавшие повальное обесценивание человеческой жизни, сочетались с опьяняющей обстановкой революционной вседозволенности, из‐за чего происходили особенно вопиющие отклонения огромных масс населения, преимущественно мужского, от традиционных нравственных норм.

Эпохи войн и революций крайне способствуют стремительному превращению многих людей, особенно нравственно неразвитых и с определенными психическими наклонностями, в окровавленных скотов: «…Осквернение и уродование трупов, насилование и истязание жертв, а подчас даже случаи людоедства, вот неизбежные последствия таких взрывов звероподобной дикости. Избиения Варфоломеевской ночи изобиловали инцидентами подобного рода. <…> Тотчас вслед за убийством Генриха IV тело Равальяка было растерзано народом в куски, который тут же съел его мясо». При этом жаждущая крови толпа легко убивает и своих. Так, в 1871 году, когда парижские коммунары расстреливали заложников, «…один из коммунаров хватал каждого попа поперек тела и перебрасывал через стену. Последний поп оказал сопротивление и упал, увлекая за собою федералиста. Нетерпеливые убийцы не желали ждать и… убили своего товарища так же быстро, как и попа»