Откинув крышку, Псыщ неуклюже выбралась из Камеры Сна. Размялась, сделала несколько упражнений. И открыла две другие камеры, чтобы разбудить подруг-космолетчиц.
– Ой, как же вставать не хочется! – просвистела Грша, пытаясь прочистить присосками слипшиеся глаза, – Мне снилось, будто я в раю. Небо какого-то невероятного голубого цвета, остров с песчаным берегом, и самое главное, представляешь – чистейшее, огромное, свежее море! Море, какого мы никогда не видели! Наша родная помойка с ним не сравнится…
– Да, многовато у нас напочковалось личностей, загадили среду обитания, – согласилась Псыщ.
– Девочки, какой ужас! – донеслось из Камеры Сна, где лежала Жырш. Подруги переглянулись и кинулись на ее жалобный свист. Жырш успела откуда-то достать портативное зеркальце и теперь, рассматривая себя, плакала:
– Какая же я страшная!
С полчаса ушло на неотложные дела. Отпочковавшимся личностям скормили последних недоумков, а затем поместили в аквариум – пусть набираются сил. Привели себя в порядок, Жырш на радостях извела, наверное, тонну косметики. Мечтательная Грша между делом все свистела о своем заплыве в прозрачные райские воды.
– А почему темно? – спросила вдруг Псыщ. Она первой управилась с макияжем.
И правда, за иллюминаторами была темнота, но совсем не космическая. Не переливались звезды, не видно было огненных росчерков комет. Глухая, жуткая темнота стеной стояла за иллюминаторами.
Бросились проверять системы жизнеобеспечения. Те, что отвечали за жизнь и здоровье космолетчиц, за внутренности их космошара, работали без сбоев.
– Навигационный компьютер молчит! – как-то сдавленно просвистела Грша. – Мы летим, видимо, по инерции! И я не вижу курса!
– Космолокатор тоже молчит, – откликнулась Жырш. – Мы не видим космоса.
– Топливо! – ахнула Грша. – Этого быть не может! Куда оно делось? Датчик показывает жалкие остатки – какие-то 238 миллиардов тонн.
Псыщ задумчиво посмотрела на стрелки приборов. Судя по ним, топливо почти на нуле. А этого не могло быть. Либо приборы врут, либо… У Псыщ от ужаса даже присоски вспотели. С таким запасом горючего домой им не вернуться.
– Этого хватит, чтобы запустить основной двигатель. Попробуем выйти наружу, – еле слышно свистнула Псыщ, – Надо осмотреть топливный бак.
* * *
– Зачем ты сбрил брови? – повторил Гольдберг-старший, покачиваясь с каблука на носок.
За окном своего кабинета сквозь редкие разрывы в дымной пелене он видел обычную утреннюю суету столицы. Сейчас, в 8—30 утра, сегодня, 15 июня 2145 года, стрекозиное мелькание авиеток-такси над ватным одеялом смога, укрывшего город, с высоты 82 этажа выглядело каким-то предвоенным, трагическим. «Все они ничего еще не знают», – подумал Гольдберг-старший.
За его квадратной, одетой в дорогой пиджак спиной сопел Гольдберг-младший и барабанил пальцами по столу инспектор.
– Отвечай! – гаркнул Гольдберг-старший, продолжая смотреть в окно.
– Не давите на ребенка! – немедленно раздался фальцет инспектора. – Психологические манипуляции по отношению к несовершеннолетним запрещены законом!
С минуты на минуту мир обрушится, думал Гольдберг-старший. Рухнут биржи, обесценятся деньги, разорятся тысячи компаний, обвалится экономика целых континентов. И у всех в ушах будет звенеть одно и то же: нефти больше нет. Сначала этому никто не поверит, начнут искать политическую подоплеку, извергать потоки домыслов и лжи. Зашатаются правительства, и не приведи бог, чьи-нибудь руки потянутся к запретным пусковым кнопкам. Но правда окажется оглушительнее и губительнее сплетен: за одну ночь нефть кончилась, исчезла, ушла, испарилась. Повсеместно. Со всех месторождений. По всей планете.
