– Родители и брат.
– Они будут тебя оплакивать. А у меня там жена. Но я не скучаю. Сучка наверняка уже проматывает мои денежки.
Я промолчал. Разные мысли роились в моей голове, но ни одна из них не приближала к пониманию того, что делать дальше. Думаю, нам действительно будет о чем поговорить вечерами в каком-нибудь местном кабаке. Будем пить, пока не закончатся деньги…
Или, может, все-таки найти машину? Попытка – не пытка.
Я нерешительно направился к крыльцу здания.
– Ты куда, майор?
– Узнать номера такси.
Он не увязался вслед за мной, но крикнул в спину:
– Я обещал тебя не отговаривать, так что езжай! Когда вдоволь накатаешься, возвращайся сюда. Без меня ты в этой стране пропадешь.
Я остановился у двери. Что-то в его голосе мне не понравилось. Он действительно не пытался меня удержать, но это было… знаете, как будто направивший на тебя пистолет человек хладнокровно предлагает на выбор отстрелить руку или ногу.
– Твою мать…
– Согласен, – сказал Евгений.
Я вернулся к краю перрона, посмотрел на белеющие в вечернем сумраке рельсы.
– И что теперь делать-то?
– Для начала напьемся и посмотрим порнушку, а там война план покажет. – Он хлопнул меня по плечу. – Давай, заканчивай свои слёзки.
Я вздохнул, сунул руку во внутренний карман куртки, вытащил сложенные вчетверо листы бумаги – мой «хороший сценарий». С минуту держал его в руках, рассеянно блуждая глазами по тексту, а потом начал медленно рвать на кусочки и бросать вниз.
Майор Глеб Косыгин получил пулю в лоб и будет похоронен с почестями. Жаль, не увидит внебрачного сына.
И стали жить они вдвоем…
Так я мог бы написать, будь я каким-нибудь акыном, но, во-первых, талантом складывать стихотворные вирши обделил меня Создатель, а во-вторых, меня могли бы неправильно понять. Так что забудьте.
В тот вечер мы с бывшим политтехнологом Евгением Палычем Петровским знатно набрались. Первым делом я оценил свои финансовые возможности с помощью вокзального банкомата. С наличкой в бумажнике я уже разобрался в кафе «Пчела», теперь следовало проверить баланс карт. Сомнений относительно возможности обналичить средства у меня уже не было – при пересечении порога вокзала мои деньги конвертировались в соотношении один к одному. Как выяснилось, «мастер-кард» и «виза» в этом параллельном мире также отлично сработали.
«Глобалисты, что с них взять», – пожав плечами, сказал Женя.
На одной из двух карт остались какие-то копейки – на пару сотен обедов в семейном кафе «Пчела» или среднюю пенсию по городу – а на вторую буквально за сутки до моего приключения упал гонорар за работу над последними эпизодами сериала. Я затылком почувствовал, как замер Петровский, увидевший на мониторе банкомата семизначную сумму.
– Белой горячкой не ограничимся, – прокомментировал он, – тут совсем другая ипостась намечается.
– Не облизывайся, – сказал я. – Неизвестно, сколько мне придется тут торчать и чем заниматься. Каждый рублик на счету. Я ведь тоже, как и ты, никогда не столярничал и не клал кирпичи.
– То есть ничем особенным, кроме системы Станиславского, не владеешь?
Я развел руками.
– Мельчают экранные супермены, – вздохнул Женя.
Получив на руки запрошенную сумму наличности, я еще раз с интересом изучил новые для меня купюры. Они отличались от наших цветовой гаммой, цвета были более теплые, какие-то воздушные, и вместо памятников архитектуры разных городов бумажки украшали профили выдающихся людей страны. Кое-кого я даже узнал, того же Пушкина, например, и еще Ломоносова. Кстати, и номиналы были непривычные – двадцать рублей, десять, пятерки и даже просто рубли.
