– В моем случае это не привычка, это работа, – Петр все же решил не оставлять без внимания ее укол и внести ясность. – А что он вам сам рассказывал про эти иконы?
– Что они очень ценные. Старинные. Дорогие.
– Хвастался?
– Можно сказать и так, – скривила губы Элина.
– Кому еще хвастался?
– Никому.
– Вы это точно знаете?
– Мне Валентин Самуилович сам говорил, что о них никто не знает. Ну, кроме, разве что…
– Что?!
– В последние год… или два… Валентин Самуилович несколько раз говорил о том, что хочет передать эти иконы в музей. Может быть, он с кем-то разговаривал про них с людьми из числа руководства или сотрудников музея. Но я даже не знаю, о каком музее шла речь.
Петр отложил очередной крошечный бутерброд и сжал переносицу. Получается, в доме были еще очень ценные предметы… О которых тоже кое-кто со стороны мог знать.
– Скажите, как вы полагаете, если сравнивать ценность этих икон и ценность пропавшего альбома, то…
– Их нельзя сравнивать! – перебила его Элина. – Тем более, альбом – не подлинник, а более поздняя копия.
– А иконы?
– А иконы настоящие.
Петр побарабанил по чашке. Картина преступления только что получила существенные детали. Но обстоятельно обдумает он это в своем кабинете. А сейчас надо получить как можно больше информации.
– Элина Константиновна, нам придется нанести еще один визит в вашу квартиру. Завтра. С криминалистом. Пусть он посмотрит сейф.
– Хорошо. Вы заберете иконы на экспертизу?
– Если и заберем, то не завтра.
Если эти иконы представляют на самом деле такую огромную ценность, то забрать их – это значит взять на себя ответственность. Тут лучше подстраховаться дополнительными бумажками.
В голове мелькнула нехорошая мысль, что соседство этих икон, пусть даже и спрятанных в сейфе, и Элины – не самое благоприятное. Для Элины.
Но, с другой стороны, иконы же целы. Они пролежали в этой квартире около тридцати лет, а теперь... Убийца о них не знал? Не смог открыть сейф? Как нужно Петру сейчас заключение криминалиста! Получит он его в лучшем случае через несколько дней, а хочется уже сейчас!
– Скажите, а Валентин Самуилович никогда не боялся, не высказывал опасений о том, что такая ценность хранится дома?
– Но о ней же никто не знал. Чего бояться? И потом, у нас приличный дом. С охраной.
Если под охраной понимался консьерж, который не в состоянии опознать человека, то про охрану – это, конечно, смелое заявление. Но спросил Петр о другом.
– Но он же мог сказать об иконах кому-то, если вел переговоры о том, чтобы передать ценности музею?
– Мог. Но об этом лучше узнать у Виктора.
– А при чем тут Виктор Эммануилович?
– Он помогал Валентину Самуиловичу в этом вопросе.
– То есть, племянник вашего мужа знал об иконах?!
– Ну да.
– Вы же сказали, что о них никто не знал!
– Но это же Виктор! Он свой.
Петр шумно выдохнул, в один глоток допил остывший кофе. Ну да, никто не знал. Кроме Виктора. Кроме еще каких-то людей, с которыми Виктор или профессор – или оба! – вели переговоры о передаче икон в музей. А так – никто. Вообще никто!
– Но ведь иконы же на месте, – тихо и как-то робко нарушила тишину Элина. – Значит, это не их собирались… украсть.
– Поварницын знал об иконах?
– Нет!
– Точно?
– Вы все-таки подозреваете Женю, – с упреком сказала Элина.
– Это моя работа – подозревать, – буркнул Петр. – А он делает все, чтобы его подозревали. Элина Константиновна, я вас прошу. Нет, я вам дам добрый совет. Не выгораживайте его. Если он знал об иконах…
