Кремлевский пул. Два полюса и шесть континентов - страница 8

Первым делом мы достали и разложили привезенные с Большой земли письма от родных. Разобрав их, все разбрелись читать по углам. Чилингаров скоро засобирался в обратную дорогу: «Ну теперь, если что, заберем вас всех отсюда!»

Я попросил разрешения не лететь назад. Еще заранее мы договорились, что Вадим будет снимать на «Владивостоке», а я останусь на «Сомове», корабле, на котором уходил в прошлом году в Антарктиду.

Пустые полутемные коридоры, вот каюта, где мы с отцом жили несколько месяцев. Хотел расположиться здесь, но оказалось нельзя, этот отсек обесточен в целях экономии. Жилые помещения сосредоточились на противоположном борту. Внутри было холодно, верхнюю одежду не снимали. Встретил знакомых. «В конце марта так все трещало, что думали, все – конец, сейчас пойдем ко дну, – поделился воспоминаниями матрос Леха. – Даже вытащили на лед палатки, несколько бочек солярки, запас продуктов. Смешно, все это было перемолото валом торосов и утонуло, а мы уцелели. Сейчас тоже что-то беспокойно стало».

На капитанском мостике горела только одна лампочка дежурного света. Тумблер связи с машинным отделением застыл в положении «стоп». Капитан Валентин Родченко стоял у иллюминатора и теплом пальцев пытался протаять точку для обзора в изморози на стекле. Он был единственным из экипажа «Сомова», с кем я не был знаком.

– Ну да, когда прилетел, вы с отцом уже сошли в «Мирном».

– А что со старым капитаном?

– Работала комиссия, выясняла, как посадил на мель, сейчас вроде в отпуске… – Родченко тяжело вздохнул. – Не знаю, зачем согласился на все это?

Я молча слушал его внезапные откровения.

– Середина марта, зима уже, подошли к «Русской». Вообще из Антарктики нужно уходить в это время, а мы только подошли, – продолжал он. – Погода стояла сказочная, ни ветерка, ничего. Встали близко, начали вертолетами возить все на станцию для новой зимовки. Чем короче плечо, тем больше рейсов можно сделать, это понятно. Пошло сжатие, ураган налетел неожиданно. Оказались в капкане, всё… Скажут, опять капитан виноват, а не потерянное из-за аварии время.

– Да, мы в «Мирном» так и не знали толком, что случилось.

– Откуда вы могли знать? Приказом по Институту Арктики и Антарктики ввели режим радиомолчания. Мол, сидите тихо, будем думать, как вас спасать. С одной стороны, правильно, что если каждый начал бы слать домой телеграммы типа «Всё, нам конец!» А с другой… время шло, а ничего не делалось. Понимал, что дрейф надолго, если, конечно, не случится самое страшное, треснет корпус, пойдем на дно. Начали экономить на всем. Нашлись недовольные, стали говорить, мол, «нас списали, а капитан ничего не делает». Старпом и еще несколько человек, можно сказать, устроили бунт, запустили машину на полный, начали взад-вперед биться… Прошли несколько метров, а топлива сожгли на месяц. Как бы оно нам сейчас пригодилось!

– А как узнали, что будет спасательная экспедиция?

– В конце весны пролетел над нами самолет, – пояснил Родченко, – потом вернулся, сделал круг. Вроде иностранные опознавательные знаки на крыльях были. Радисты вечером слушали «Голос Америки». Прибежали, сообщили, что о нас говорят, якобы Советский Союз бросил в Антарктике на погибель свое экспедиционное судно! Прошла всего пара дней, и вот, все началось!

– Ага, теперь оба корабля застряли!

Обсуждать сложившуюся ситуацию дальше не стали. В нашем положении оставалось только надеяться на чудо.