Сняв с меня наручники, Карпов подал мне стакан воды:
– Не буду врать, перспективы у вас, Алиса, не радужные, – заговорил он, оперевшись на стол бедрами. – Мошенничество в особо крупном размере наказывается лишением свободы до десяти лет.
Эти слова, равнодушно вылетевшие из его рта, словно повествующие о чем-то обыденном, пригвоздили меня к жесткому стулу.
– Господи, и что же мне делать, – прошептала я, схватившись за голову, пытаясь остановить возникающие в воображении картинки заключения. Десять лет тюрьмы. У меня ведь даже никогда не было ни одного административного штрафа! Я не нарушаю закон! Панический страх сковал мое тело, и я почувствовала, как мутная пелена слез застилает глаза. Закрыв лицо руками, я расплакалась, ощущая, как горячие струйки слез потекли по ладоням. На этом все и закончится. Вся моя жизнь будет закончена всего лишь через месяц, когда суд огласит приговор.
– Понимаю ваши чувства, – с ухмылкой заговорил Карпов, – вероятность вернуться к нормальной жизни после десяти лет заключения стремится к нулю, – он снова вальяжно расположился в своем кресле. – Скажу без ложной скромности, на 90% ваше будущее в данный момент зависит от меня. Точнее, от результатов проведенного мной расследования. И не сомневайтесь, оно будет всесторонним, полным и объективным, – с притворным благоговением перед озвученными словами он ухмыльнулся, покручивая в руках серебристую ручку.
Я выпрямилась, и преодолев страх, спросила, глядя прямо в холодные голубые глаза:
– Я могу как-то повлиять на ход расследования? – осознав, насколько глупо и пОшло это прозвучало, я запнулась, и добавила: – то есть… чтобы… ничего не было упущено… важного.
Следователь беззастенчиво окинул меня любопытным взглядом с головы до ног, и с еле уловимой улыбкой ответил:
– Рекомендую вам, Алиса, сотрудничать со следствием в целом и следователем в частности… В отдельных случаях я могу быть очень понимающим, – Карпов протянул мне личную визитку. – Это на случай, если у вас появится желание… обсудить материалы дела.
Дрожащей рукой я взяла визитку и сунула ее в задний карман шорт.
– Сейчас мы подпишем кое-какие бумаги и вы будете свободны на сегодня.
Следователь подал мне несколько копий подписки о невыезде, протокола допроса, и подписав их во всех отмеченных галочкой местах, я направилась к выходу, спиной ощущая на себе пронзительный взгляд голубых глаз.
Выйдя из здания Следственного комитета и окунувшись в полуденный июньский зной, я на ватных ногах поплелась в сторону остановки. Сегодняшний день разделил мою жизнь на «до» и «после». Я не могла заставить себя подумать о чем-то другом, кроме того, что скоро могу оказаться за решеткой и буду иметь возможность смотреть на яркое голубое небо исключительно по расписанию прогулок, утвержденному в колонии. Десять лет. Десять весен. Десять зим. Еще вчера мне казалось, что впереди меня ждет так много всего важного и интересного. И выбор подходящих пуговиц к кашемировому пальто казался такой важной вещью, что я готова была потратить на это целый час своего времени, а сейчас даже одна только мысль о дурацких пуговицах кажется смешной и не заслуживающей внимания.
Как я оказалась в этой точке? Что привело меня сюда? Моя доверчивость и наивность. Уверенность, что все люди так же кристально честны, как и я сама, но увы, это отнюдь не так.
Сев в автобус, я направилась не домой и не в ателье. Я хотела поговорить с мамой Ольги и решила, что имею полное право на этот разговор, будучи заложницей подставы, которую устроила мне ее хитрая дочурка.
