Кстати, это трудная и ответственная работа, требующая максимального внимания и отличной памяти. Так, я должна была помнить программу, последовательность выхода каждого артиста, следить за реквизитом. С этой работой я справлялась удачно; память не отбили ни лагерь, ни голод, ни мучения. Особенно я гордилась тем, что работала с таким режиссером, как Алексей Григорьевич Алексеев, которого знала вся страна. Еще до революции он был известным конферансье. Естественно, работая с такими мастерами, я очень многому научилась. Руководителем танцев у нас была балерина Метельская. Она преподавала азы хореографии. Сначала мы до десятого пота занимались у балетного станка, а потом уже разучивали танцы. Однако я этим не довольствовалась. Уходила куда-нибудь в уголок и там оттачивала танцевальные элементы. После ухода Метельской я заменила ее и стала «прима»-танцовщицей. Танцевала одна и с партнером (со своим будущим мужем – Владимиром Максимовичем Тальковым).
Помню, как я мучилась с тамбурином, разучивая тарантеллу. Правой рукой быстро получилось, а левой – никак, ведь колокольчики должны были звенеть в такт музыке. Я уже и плакать несколько раз начинала, но, как и всегда, меня спасло упрямство. Я все время так и ходила с тамбурином. Как только минута свободная выпадала, я сразу же начинала упражняться. И в конце концов научилась, победила тамбурин.
В то время нашим хореографическим руководителем был Аркадий Антонович Хоменко. Он гонял нас так, что иногда я падала в обморок. Хоменко меня успокаивал:
– О це из тебя танцовщица будет. О це я вижу, будет.
(Он был украинец.)
Только выйду на сцену танцевать – «назад!». Пройдешь два раза – «назад!».
Я тогда вредная была, упрямая.
– Не буду больше, не хочу!
– Будешь!
– Я больше не могу! У меня ничего не получится!
– Получится! А ну давай музыку. Так. Добре, добре, добре… К чертовой матери! Назад!
– Не пойду!
– Мини шо, тебя за руку отвести или пойдешь сама?!
Выхожу опять – злая – опять совсем не получается. Еще раз выхожу. Молчит мой «мучитель», я вдохновляюсь, вдохновляюсь – конец! Все, финал!
– Добре!
А я, пока он ругается, силы есть – держусь, как только похвалил – все, силы меня покидают. Помню, несут меня ребята, а он приободряет:
– Вот це добре. Будешь танцевать.
Тогда считалось, что героиня должна быть высокой, стройной. Я же была маленькой, меня на сцене трудно и разглядеть-то было. Поэтому на мою долю выпадали небольшие роли в скетчах, в маленьких пьесах. Однако наши режиссеры как к большой, так и к малой роли относились одинаково требовательно. Будучи профессионалами высокого класса, они и от нас требовали такого же уровня. Помню, как я мучилась, репетируя роль китайского мальчика. Я должна была выйти с веслом на сцену и сказать: «На берегу реки стоит мой дом». Эту фразу я произносила раз двести:
– На берегу реки стоит мой дом.
– Назад! Соберись, представь, что ты живешь в этом доме на берегу реки, пришла к дому и кому-то рассказываешь.
Черт его знает, в каком доме я живу?! Ну, живу. Вот река плещется, а мы бедные: «На берегу реки стоит мой дом…»
– Назад!
– Не буду! Ушла, села. Сижу.
Режиссер выждал время, подходит опять:
– Ольга, на сцену!
– Не получится!
– Получится! Пока ты думаешь, как тебе сказать, у тебя действительно никогда не получится. Вот, смотри: берег, твой дом – несчастная лачуга. Ты вышла из лодки, встретила человека и рассказываешь ему.
