–Вадим? – Бабочка приподнялась на локте и попыталась заглянуть мне в глаза – Ты какой-то другой стал… Ты сейчас где?
Я посмотрел на Бабочку. В полумраке ее лицо казалось белым с черными огромными глазами. Спутанные волосы ореолом слабо светились в лунном свете. Тонкая, хрупкая, с тихим голосом…
–Я здесь.
–Нет. Ты где-то не со мной. Ты больше не любишь меня?
–А я разве говорил, что люблю?
Бабочка помолчала. Потом села, подобрав под себя ноги, накинула на плечи простыню.
–Вадим…
–Что? Настя, я скоро уеду отсюда. И мы больше не увидимся. Вот так.
–Куда?
–Домой…
Бабочка молчала. На руку мне упали холодные капли.
Я попытался обнять ее, но она напряглась и отвернулась всем телом к стене.
Я встал, натянул брюки и пошел на кухню – захотелось хоть что-то делать. Я поставил чайник на газовую плиту, ополоснул две коричневые глиняные кружки, сделанные еще в 19 веке и сел за круглый стол с кривыми ножками.
Я не нравился себе в этот момент.
Очень не нравился.
Я знал, что можно было найти другие слова и сказать все по-другому.
Но я не понимал, зачем…
Бабочка плакала тихо, изредка шмыгая носом.
А я сидел на кухне, глядя, как голубые огоньки газового пламени лижут дно голубого эмалированного чайника с черными выбоинами на боках и понимал, что я обидел девушку, которая не сделал мне ничего плохого. Я понял вдруг, что не должен был этого делать. Но было поздно…
Бабочка вышла на кухню, завернутая в простыню, с припухшими мокрыми глазами, села напротив меня и закурила, шмыгая носом.
–Вадим – тихо сказала она – А мы еще встретимся или мне прямо сейчас уходить?
Я помолчал
Потом встал, подошел к ней и присел на корточки.
–Пока я не уеду, мы будем встречаться.
Бабочка выпустила длинную струю дыма, едва заметно улыбнулась
–Острогов – сказала она – Я уже жалею тех девушек, которые у тебя будут после меня. Ты ведь гад, Острогов. Гад и сволочь. Но… Блин, но такой клевый… Ты не забывай меня, ладно?
–Не забуду, Бабочка. Обещаю.
–Ладно, давай чай пить – ты ведь для этого чайник ставил?..
…-Вадимастый, ну дай перевод списать – Печенег ныл и приплясывал. Мы сдавали сессию. Печенег сдавал хвосты по английскому и клянчил у меня тетрадь с переводами. Тетрадь я ему дал и он тут же улетел в класс для самоподготовки. Списывать.
–Вадим, там тебя Новик зовет! – крикнул Чича, заглянув в кубрик Парамона, в котором мы учили билеты по гидрометеорологии.
Я захлопнул атлас облаков и пошел к Новику.
Экипаж был разделен на 4 блока – по блоку на каждый курс. Справа от входа – первый и второй. Слева – третий и четвертый. У входа – длинный коридор – палуба – для постороений, комната отдыха, класс для сомоподготовки и какие-то постоянно закрытые помещения. Тут же – кабинет командира роты. Я протопал мимо дневального (с моего курса, из тех, которые меня ненавидели открыто, вроде Слава его звали… или Саша… Не помню… Белесый такой…), вошел в крыло третьекурсников.
Новик ждал в коридоре.
Мы пожали друг другу руки, Новик пригласил меня к себе в кубрик.
Я вошел. За столом сидел Изверг и читал какую-то книжку. Вид читающего изверга меня удивил – до этого момента я вообще сомневался, что он умеет читать.
Изверг косо глянул на меня и молча погрузился в книжку. Я глянул на обложку. Это была «Повесть о Настоящем Человеке». Я удивился еще больше.
Новик налил в два стакана чай, один подал мне.
–Профессор – сказал он – Дело к тебе есть.
