Молодая семья выстраивала жизнь в Гулькевичах всерьез и надолго. Особенно когда через два года родился сын – живой ясноглазый карапуз, которого не без споров назвали Женей. На внука приехали посмотреть дедушка и бабушка, отметив, что семейство Трубилиных активно прирастает. Тем более что это был уже второй Евгений. Первый родился у Маши, старшей сестры, затем через шесть лет появилась Галя, дочь Николая, а вот сейчас снова Женя. Отсюда и спор…
У Тимофея Петровича и Анны Акимовны были все основания считать, что счастливое продолжение старого казачьего рода не только состоялось, а набирало силу, авторитетную крепость, ту духовную связь, на которой во веки веков держалась основа прочности российского государства – большая русская семья.
И не материальной зажиточностью, а богатством, что сельские люди во веки веков ставят выше всего – уважением одностаничников за личные достоинства каждого члена той семьи, где всякий новый брал у предшественника лучшее.
Так уж было заведено, что всякое следующее «колено» рода Трубилиных личную судьбу формировало с опорой исключительно на базовые ценности предков, образ жизни и семейное воспитание. Это позволяло в любую лихую годину (а их ведь была большая часть) выбирать путь прямой, но самый трудный путь, в определении которого всегда включалось главное содержание – труд.
В том роду принято было жить долго, но насыщенно. Родовитость Трубилиных в том и заключается, что малые дети нередко заставали прабабушек и прадедушек в добром здравии. Анна Акимовна, например, покинула сей мир в девяносто лет (родившись в трагическом 1905 году, а скончавшись в не менее драматичном 1995 г.), полной мерой ощутив жизненный триумф своих сыновей. Старший стал министром в медицине, а младший академиком в сельском хозяйстве. И это при том, что дальние предки больше сражались за Отчизну или гнулись на пашне, чем сидели за партой. Правда, по рассказам, много читали, хотя расписывались с трудом – рука была слишком натруженной от общения с орудиями крестьянского труда, чтобы держать невесомое перо также уверенно, как плуг.
Важно, что, несмотря на расстояние (а жизнь молодых почти сразу уходила от «родного очага»), никогда духовно не прерывались и совет старшего (особенно отца) для детей всегда оставался важным аргументом при принятии того или иного решения. Тимофей Петрович, безусловно, гордился успехами своих сыновей, хотя иногда и позволял некое ворчание, особенно когда младший стал стремительно расти по служебной лестнице:
– Ты, Ванюшка, простых людей не забывай… А то с той высоты, куда тебя судьба несет, они для некоторых смотрятся букашками. Падать-то будешь все равно на землю…
Для Ивана Тимофеевича отец всегда оставался безусловным авторитетом, прежде всего отношением к людям, с кем работал или с которыми встречался. Там, в Гулькевичах, круг общения стал неизмеримо шире, но главное – разнообразнее. Большей частью это были зрелые, состоявшиеся люди, имеющие большой жизненный опыт.
Ему повезло – поколение послевоенных руководителей, отобранных прежде всего самой войной, хорошо знавших ценность созидательного труда. И не один Огурцов был среди них. Особенно это стало ощущаться, когда Трубилина назначают директором МТС. Судьба уже чаще стала сводить с людьми, чьи биографии были насыщены не только фронтовым прошлым, но и судьбоносными событиями восстановления, в которых «университетом» являлась сама жизнь, непростая, подчас драматическая, нередко на грани самопожертвования, но не утерявшая при этом чувства товарищества и оптимизма. Всякий праздник начинался и заканчивался песней, хорошей, распевной мелодичной песней, которую вослед радио пела вся страна.
