В россыпи северо-кубанских поселений станица Шкуринская сразу заняла заметное место в строевом казачьем реестре. Расположилась как раз в серединном течении реки Еи, короткой, но крепко связывающей передовые казачьи станы, славящиеся не только ратной отвагой и боевой готовностью, но и рачительным хозяйственным обустройством. Пашни ровные, просторные, без вымочек и оврагов, плуг идет надежно, прямо, как по струне. Быки, что тянут его, могучие, что степные мамонты, неутомимы, как и человек, идущий вослед по свежему, парующему от обильных соков, следу.
Шкуринская, прислонившаяся к реке сильным плечом, славилась своими хлебами, как, впрочем, и соседние поселения, что прочно взошли на эти российские рубежи, вначале как зоркие пограничные редуты, а со временем как крупные земледельческие хозяйства, где орала подчас были даже острее, чем шашка. Соседи: Крыловская, Кущевская, Новопокровская, Старощербиновская – ярко цветущий куст кубанских станиц. Там жизнь тоже кипела благополучием, окропленным радушной природой, ну и, конечно, трудами до мозолей и рубахами до «седьмого пота».
Шкуринцы сразу и навсегда устроились основательно. Как вбили первый кол, так никуда больше и не дергались. А чего метаться, если почва на три штыка – вековой перегной, воды, чистой, охлажденной подземными ключами, сколько хошь. Копай в подворье колодец и тащи наверх объемные, цыганской емкости ведра чистейшей влаги на все случаи жизни – для самовара и для полива усадебных огородов, всякий год перегруженных плодами и овощами, разнообразной зеленью для домашнего котла, а потом и на продажу, особенно когда недалече побежала Владикавказская железная дорога. Само собой живность – упитанная, здоровая. Птицы домашней в подворье столько, что, гляди, не наступи ненароком…
Как-то Александр Иванович Куприн, проезжая этими местами, глянул в вагонное окно и восторженно ахнул: «Какой привольный, богатый и, по-видимому, сытый край эта Кубанская область! На жатных нивах сложены из снопов целые дворцы; на полях гуляет рослый, кормленый и холеный скот; земля, приготовленная под посевы, – черная, жирная, пряник, а не земля! – воскликнул бы в завистливом восторге наш рязанский или смоленский мужик, обиженный на этот счет матерью-природой; большие станицы, разбросанные широко по сочным лощинам, окружены виноградниками…»
Куприн, романтик по состоянию души, но кочевник по жизни, написал об этом на рубеже веков, в 1900 году, и озаглавил свои впечатления, опубликованные в газете «Киевлянин», простенько: «Путевые картинки». Но запомнил, однако, на всю жизнь, всякий раз подчеркивая, как меняются природа и ее обитатели, стоит только появиться на горизонте пирамидальным тополям: «Повсюду продается окрестными казачками виноград в баснословном количестве и поразительно дешево: пять копеек два фунта…»
Шкуринский курень основан в 1794 году наследниками запорожцев и назван в честь кошевого атамана Леско Шкуры, могучего до такой степени, что ладонью подгибал подковы под размер лошадиного копыта. Шкуринцы силу уважали, но и с казачьей вольницей, еще отдававшей запорожскими настроениями, тоже справлялись и числились как поселение, вполне управляемое. Когда Антон Головатый потребовал от куренных атаманов список поселенцев, то будущий круг быстро составил посемейное перечисление и покорно потянул из случайной папахи жребий на выбор месторасположения куреня.
