Покидая Фуншал, я думал, что самым тяжелым испытанием станет оторванность от дома. К новой футбольной академии и новой школе я надеялся привыкнуть быстро. Считал, что все будет примерно так, как дома, когда я перешел из «Андориньи» в «Насьональ». Пришлось немного поднапрячься, но в целом я освоился быстро. Так же быстро я надеялся освоиться в Лиссабоне.
Жизнь показала мне, как я ошибался.
Во-первых, легко привыкать к переменам, когда ты живешь дома. Нет ощущения растерянности, всегда можно рассказать кому-то из домашних о своих проблемах. В Лиссабоне все оказалось не так. Зря я надеялся на то, что моя игра поможет мне быстро стать своим. То, что я произвел на кого-то из ребят впечатление во время проб и успел с кем-то познакомиться, ничего не означало.
К новичкам в академии относились по-разному. Парни из Лиссабона и его окрестностей считались чем-то вроде элиты. Они знали всех и все, они жили дома, у них здесь были родственники и друзья, которые всегда могли оказать им поддержку. Лиссабонцев опасались задирать, потому что они всегда держались вместе и, кроме того, за них могли вступиться их друзья. Они были у себя дома, и этим все сказано. Те, кто приехал издалека, были в худшем положении. Тем, кто жил в Ретангулу, было легче, чем тем, кто приехал издалека – с островов, из Бразилии или из Африки. Они могли уезжать на выходные домой и не ощущали свою оторванность от семей так сильно, как мы. Я часто звонил домой, но телефонные разговоры не могли меня утешить. Скорее еще больше расстраивался. Стоило мне закончить разговор с мамой, как я еще острее ощущал свое одиночество.
Я говорил с акцентом, вел себя иначе, руководствовался другими правилами, поэтому надо мной смеялись. Кто-то беззлобно, а кто-то намерено доводил меня до исступления. Позже я понял свою ошибку. Не стоило так бурно реагировать на насмешки. Мне следовало быть сдержаннее, следовало поумерить свою горячность. Того, кто ведет себя сдержанно и игнорирует насмешки, быстро перестают задевать, потому что это становится неинтересным. Я же горячился, начинал ругаться, лез в драку. Короче говоря, устраивал небольшое шоу на потеху окружающим. Мне казалось, что так и надо, что резкий отпор отобьет желание задевать меня, но я не учитывал, что был смешон и что меня не боялись хотя бы потому, что я был одинок и не очень-то силен. Задору у меня было больше, чем силы.
Поскольку надо мной часто насмехались, я привык во всем видеть подвох и насмешку. Когда тренер говорил мне, что надо навести порядок в раздевалке, я отвечал, что не нанимался убирать мусор за другими, потому что в «Насьонале» юные игроки, вне зависимости от их возраста, никогда не занимались уборкой. В «Спортинге» это было в порядке вещей, но я об этом не знал и считал, что тренер хочет меня унизить. За дерзость меня наказывали.
В академии было тяжело, а в школе еще хуже. В Фуншале я был местной знаменитостью, Криштиану Роналду по прозвищу Пчелка. Там я чувствовал себя в своей тарелке, не нервничал, не грубил учителям, и они относились ко мне снисходительно. В Лиссабоне меня никто не знал, а кроме того, учителя здесь были более строгими и не собирались делать никому поблажек. Одним не нравился мой акцент, другим – мое поведение, третьи воспринимали невыученный урок как личное оскорбление… Очень скоро я испортил отношения почти со всеми учителями. Жалобы на меня шли в клуб из школы потоком. Меня предупредили, что я должен изменить свое поведение, иначе я буду отчислен из академии. Я попытался объяснить, что ко мне относятся несправедливо, но это было воспринято как очередная дерзость.
