Сара в этот вечер была настоящей королевой. Её белое платье в пол, украшенное золотыми элементами, излучало элегантность. Открытые плечи и длинный разрез по ноге добавляли наряду чувственности. Волосы, уложенные в высокий пучок, были украшены изящной золотой тиарой, а длинные серьги с крупными жемчужинами завершали образ. Она выглядела идеально, привлекая взгляды всех присутствующих.
Грегори, не сбавляя уверенной походки, направился вслед за отцом в кабинет, а Сара осталась, одаривая гостей холодной, но притягательной улыбкой.
Габриэль, с трудом сдерживая усталость, опустился в своё массивное кожаное кресло за большим деревянным столом. Он жестом указал Грегори занять место напротив. Грегори, сохраняя видимость спокойствия, сел, выпрямив спину и сцепив руки на коленях.
Отец снял золотое кольцо с рубином и аккуратно положил его на середину стола. Кольцо словно заворожило Грегори: его мерцание и едва видимая гравировка на камне, отражали не только власть, но и груз решений, который оно несло.
Габриэль посмотрел на сына так, будто пытался в последний раз проникнуть в его душу. Его серые глаза блестели холодным светом.
– Теперь ты хранитель, – начал он, его голос был ровным, но в нём звучала скрытая горечь. – Оба кольца твои. Второе прибереги для наследника.
Грегори не отвечал, его взгляд неотрывно был прикован к кольцу.
– Но ты можешь вручить его кому-то уже сейчас, – продолжил Габриэль, его тон стал суровее. – Только если будешь уверен в этом человеке настолько, чтобы вложить в его руки нож, поднести к своему горлу и знать, что он не перережет его.
Эти слова прозвучали как предупреждение и вызов одновременно. Грегори сглотнул, но не произнёс ни звука.
Габриэль откинулся на спинку кресла, его пальцы ритмично постукивали по столешнице.
– В своё время, твоя мать была моим доверенным лицом, – продолжил он после паузы, устремив взгляд в никуда. – Почти сорок лет она вела наши дела: бухгалтерию, реестры, переписку. Она знала, что есть нечто большее. Знала, что кольца – это не просто украшения. Но до самого конца я не открыл ей правду.
Грегори почувствовал, как напряжение в комнате стало почти осязаемым. Он молчал, но его внутренний мир был охвачен бурей.
Габриэль снова замолчал, обдумывая свои слова. Затем, прищурившись, посмотрел на сына.
– У женщин свои секреты. Они сами – ходячие тайны. Даже если тебе кажется, что ты прочёл все их страницы, будь уверен, есть ещё скрытые тома, о которых ты не догадываешься.
Эти слова ударили по нервам Грегори. Он почувствовал, что речь зашла о Саре. Его челюсть напряглась, но он не позволил себе ничего сказать.
Молчание стало почти осязаемым. Габриэль медленно поднялся, провёл рукой по гладкой поверхности стола и направился к двери. У самой двери он остановился, обернулся наполовину, и его лицо озарилось редким для него выражением тепла.
– С этой секунды ты король. Я не буду вмешиваться, даже если ты будешь действовать мне не по вкусу. Я верю в тебя, сын. Но помни: гордыня ослепляет. Королевство твоё. Необлажайся.
Он открыл дверь, не глядя больше на Грегори, и вышел, закрыв её за собой.
Грегори остался один в кабинете, окружённый тишиной. Перед ним на столе лежало кольцо, сияющее тусклым золотом в свете лампы. Он смотрел на него, пытаясь осмыслить всё, что только что произошло.
