– Рут, – произносит Маргарет.
– Бездельник? – повторяет Тотеро; его тяжелое нездоровое лицо кривится в кокетливой усмешке, словно он уже начал таять. – Да, я бездельник, бездельник. Гнусный старый бездельник, угодивший в общество принцесс.
Маргарет, не усмотрев в этом ничего уничижительного для себя, кладет руку на его руку, лежащую на столе, и с убийственной серьезностью заявляет:
– Никакой вы не бездельник.
– Где наш юный конфуцианец? – подняв другую руку, оглядывается вокруг Тотеро. Когда юноша подходит, он спрашивает: – Здесь подают алкогольные напитки?
– Мы приносим их от соседей, – отвечает юноша.
Забавно, что у китайцев брови не торчат, а словно вдавлены в кожу.
– Двойной шотландский виски, – говорит Тотеро. – Вам, дорогая?
– Дайкири. – Ответ Маргарет звучит как острота.
– Вам, детка?
Кролик смотрит на Рут. Лицо ее облеплено оранжевой пыльцой. Ее волосы, волосы, которые с первого взгляда казались не то грязно-пепельными, не то блекло-каштановыми, на самом деле разноцветные – рыжие, желтые, коричневые и черные; в ярком свете каждый волосок принимает множество различных оттенков, как у собаки.
– Черт его знает, – отвечает она. – Пожалуй, дайкири.
– Три, – говорит Кролик юноше. Он думает, что дайкири нечто вроде лаймового сока.
Официант повторяет:
– Три дайкири, один двойной шотландский виски со льдом, – и уходит.
– Когда ваш день рождения? – спрашивает Кролик у Рут.
– В августе. А что?
– А мой в апреле. Моя взяла!
– Ваша взяла, – соглашается она, как будто понимает его мысль: нельзя чувствовать полное превосходство над женщиной, которая старше тебя.
– Если вы узнали меня, почему вы не узнали мистера Тотеро? Он был тренером нашей команды.
– Кто смотрит на тренеров? Никакого проку от них нет.
– То есть как это нет? Школьная команда – это только тренер, верно?
– Школьная команда – это только ребята, – отзывается Тотеро. – Из свинца золота не сделаешь. Да, из свинца золота не сделаешь.
– А вы делали, – возражает Кролик. – Когда я попал в школьную команду, я головы от локтя отличить не мог.
– Мог, еще как мог, Гарри. Я ничему тебя не научил, я просто предоставил тебя самому себе. – Он все время оглядывается. – Ты был юный олень с большими ногами, – продолжает он.
– Какого размера? – интересуется Рут.
– Сорок четвертого, – отвечает Кролик. – А у вас какой?
– У меня маленький-премаленький, – отвечает Рут. – Ножки-крошки.
– А мне показалось, будто они вываливаются из туфель.
Он опускает голову, стараясь заглянуть под стол, в подводный полумрак, где ее укороченные перспективой икры висят как две коричневые рыбы. Они ныряют под стул.
– Не смотрите так пристально, а то вывалитесь из кабинки, – говорит она с досадой. Это хорошо. Женщины любят, когда их приводят в смущение. Ни за что в этом не признаются, но это факт.
Официант приносит напитки, бумажные салфетки под тарелки и тусклое серебро. Положив прибор для Маргарет, он подходит к Тотеро, как вдруг тот отнимает от губ стакан с виски и освеженным твердым голосом произносит:
– Вилки и ложки? Для восточных блюд? Разве у вас нет палочек?
– Палочки, да.
– Всем палочки, – решительно заявляет Тотеро. – В чужой монастырь со своим уставом не ходят.
– Моих не трогайте! – вопит Маргарет, со звоном хлопая рукой по своей ложке и вилке, когда официант хочет их убрать. – Не желаю никаких палочек.
– Гарри и Рут, – обращается к ним Тотеро. – Что предпочитаете вы?
