– Юм! – Тим слабел с каждым мгновением в ледяной воде. Ещё чуть-чуть, и водоход утратит свои ходовые качества. Возможно, и капитана вместе с главным двигателем. – Ты где?!
Из темноты долетел слабый голос, его заглушал плеск волн. Течение унесло их прочь от пролома, и единственным источником света оставался аварийный шар. Тим поднажал и заколотил лапами, призывая всю свою удачу. Островок ткнулся в стену, за которую из последних сил держался Юм.
Он обессиленно упал на мокрую траву, Тим тоже забрался на островок, и вся троица сбилась вместе, дрожа от холода. Аварийный пузырь со светлярами слабо мерцал, их несло прочь по подземной реке. Надо было срочно что-то делать, но все так выбились из сил, что просто отдались на волю волн.
И река понесла их в темноту.
Никто не скажет, сколько они так пролежали. Когда Тим открыл глаза, жуки едва-едва мерцали, их света хватало лишь на то, чтобы отодвинуть темноту на край островка. Островок покачивался, вода тихо плескалась. Тим опустил лапу и понял, что течение совсем замедлилось.
Юм и Санья спали, прижавшись спинами друг к другу, и слегка дрожали. Тим вытащил из походной сумки лопатку для рыхления и посадки – такая была у каждого крола-сеятеля – и начал грести поперёк течения, как он его себе воображал. Конечно, в этой кромешной темноте ничего нельзя было разглядеть, но он же был командир посевной партии и глава гильдии и потому не мог просто так сидеть и ничего не делать. Как говорится, если упал в кувшин с киселём, болтай лапами, пока не получится желе.
Тим грёб и прислушивался к эху. Вообще эхом кролов не удивить, всё-таки они в пещерах и норах живут, но тут оно было на редкость сильное, гулкое и ухватистое. Любой звук возвращало в десятикратном размере. Вот и сейчас до Тима долетало его же искажённое пыхтение, плеск воды, невнятное сонное бормотание Юма и ещё какой-то нежный, переливчатый звук, похожий на голос свирели. Тим поднял лопатку. Захлопнул Юму рот. Прислушался. Нежный звук не исчез. Он доносился откуда-то… Тим завертел головой. Да разве поймёшь в этой темнотище откуда?
Юм замахал лапами, задёргался, и Тим, сообразив, убрал лопатку. Тот сел, дико озираясь.
– Проснулся? Что случилось? – как ни в чём не бывало спросил Корешков.
– Сон приснился, – хрипло сказал Юм. – Я ел хлопчатку, и тут прямо на меня сел старый Хрумкинс. Я говорю, слезь с меня, дурень старый, а он не слезает. Я говорю, мне дышать нечем, а он ещё сильнее налезает. Еле проснулся.
– Ужас какой, – посочувствовал Тим.
– Мы уже приплыли? – Юм поёжился. – Костёр бы…
– Куда приплыли? Ты разве видишь что-нибудь? – возмутился Тим.
– Вижу, – сказал Юм и ткнул в темноту.
Прямо перед ними проступила сложная сеть светящихся голубых и зелёных линий. Тим протянул лопатку. Дотронулся. Раздался скрежет. Они добрались-таки до берега, а эти линии очень похожи…
– Юм, посмотри в блокноте на букву М описание солнечного мха, – попросил Тим. – Кажется, это он.
– Не надо. – Санья тоже проснулась. – Я помню. Солнечный мох, редкое растение, растёт в пещерах на юго-востоке от Холмограда, любит сырость. Главная особенность – способен накапливать и сохранять солнечный свет, который на него попадёт.
– А почему тогда мы его не используем вместо светляров? – спросил Юм. – Он же лучше: не жужжит, не спит и всегда светит? Я бы из него на стене в своей комнате портрет Дарьи Хрумкинс выложил. Приходишь, а она светится, прям как солнышко. И я ей: привет, Дарья!
