Так что… Мной начала овладевать дремота.
Нет. Не расслабляться. Ни на секунду нельзя выпускать вожжи. Не болеть. И всех нахлестывать, всех: миссис Уинрой использовать прямо, остальных косвенно. Они все должны быть подо мной. Они должны твердо знать, что я не способен сделать то, что я должен сделать. Боссу нет необходимости за мной следить. Проследят они. Они все не спускают с меня глаз, следят, чтобы я все сделал правильно, и… следят, следят… а я… всегда на стреме…
…На тротуарах узкой улицы народ. Много народу, чуть ли не толпа, а все равно одиноко. Все спешат по своим делам, смеются, болтают и радуются жизни, но все равно все следят за мной. Смотрят, как я крадусь за Джейком, а Босс крадется за мной. Я весь в поту, задыхаюсь, потому что я давно на этой улице, я устал. А они все время заслоняют от меня Джейка, все время кто-то встревает между ним и мной, зато между мной и Боссом – никого. Меня, только меня все стараются сбить с толку. А я… я чувствую во рту вкус черной вязкой слабости, слышу, как трещат и подламываются стойки усадочной крепи, фонарь у меня на каске мигает, мигает… Одного из мерзавцев удается схватить. Крепко держу его (ее?), мы падаем, катаемся по забою, так что я..
Вот, держу. Она подо мной. Здесь, на кровати; а я держу костыль поперек ее горла, вжимаю обеими руками.
Я моргнул. Нет, это наяву! Смотрю на нее сверху, уже выскочив на поверхность сна.
– Господи, детка. Как ты вообще здесь…
Я отпихнул костыль в сторону, и она опять задышала, но говорить еще не могла. На вид очень испугана. Я глядел в огромные, полные страха глаза – (они следят за мной!) – и тем держался, чтобы не прибить ее.
– Давай колись! – сказал я. – Говори давай! Что ты тут делала?
– Я… я…
Я ткнул ее кулаком в бок, с подкруткой. Она ахнула.
– Давай-давай, колись!
– Я… я… за тебя боялась. Я беспокоилась, а вдруг… Карл! Ну не надо…
Она вновь начала сопротивляться, я придавил ее всем весом. Я держал ее, выкручивал, заламывал, она охала и стонала. Попробовала вырваться из захвата, я выкрутил ей руку сильнее.
– Не смей… Пожалуйста, не надо… я никогда еще не была с… К-карл, ну нельзя же так, ой, Карл! Карл! Что ты делаешь?.. Вдруг у меня будет ребенок?.. Я… – Тут биться и просить она прекратила.
Просить стало не о чем.
Я посмотрел вниз, тесно приближенной к ее лицу головой загораживая обзор, чтобы она не проследила направление взгляда. Посмотрел и сразу закрыл глаза. Но не удержал их закрытыми.
Ее нога была как у ребенка. Крошечная голень и ступня. Детская ножка начиналась над коленным суставом – то есть там, где он был бы, если бы у нее имелось колено. Крошечная, толщиной с большой палец, голень и младенческая ступня.
Пальчики на ней сгибались и разгибались, двигаясь в ритме содроганий тела.
– Карл!.. О! О! Карл! – выдыхала она.
Через какое-то время, которое показалось мне очень долгим, я вновь услышал ее голос.
– Не надо, – тихо говорила она. – Пожалуйста, Карл, ну, что ты, что ты… Все хорошо, пожалуйста, не плачь…
Я долго не мог уснуть, хотя и всячески старался, а через тридцать минут после того, как мне это удалось, опять проснулся. Проснулся совершенно изможденным, но с ощущением, будто проспал много часов. Представляете? И так продолжалось всю ночь.
Когда я пробудился окончательно, было полдесятого, в комнату лился свет солнца. Луч падал прямо на подушку, и мое лицо было горячим и влажным. Я резко сел, охватив руками живот. Свет, внезапно ударивший меня по глазам, вызывал тошноту. Я плотно зажмурился, но свет все равно пробивался. Казалось, он проник под веки, заперт там и, посверкивая, играет тысячами крошечных картинок. Вот белые какие-то букашки, вот штучки-дрючки в форме цифры семь – танцуют, извиваются, мельтешат.
