– Хозяин на месте? – спросил он.
Девушка замялась.
– Не беспокойтесь, мы добрые знакомцы с Давидом Гургеновичем. Я хочу поболтать с ним о старых временах.
– Давида Гургеновича пока нет, но мы можем позвонить ему. Если у вас есть время…
– Спасибо, я подожду. Принесите меню.
Через три минуты на плечо Крона легла мягкая рука.
– Добрый день, Женя, – произнесли сзади с сильным кавказским акцентом.– Что это ты решил вспомнить прошлое?
– А ты откуда появился? – удивился Крон. – С улицы?
– Ага, – хозяин ресторана сел напротив и испытующе посмотрел на гостя. – А ты откуда взялся? И главное, зачем?
Его лицо напоминало топор, побывавший в огне, – узкое, кожа выглядела сожженной, губы почти черными. Живые умные глаза прятались за седыми прядями, свисавшими со лба.
– Я ведь сказал твоей девочке, – хочу вспомнить старые времена.
– Лучше не стоит, – худое лицо собеседника слегка исказилось.– Пусть остаются там, где есть.
Крон огляделся по сторонам.
– Эй, Тапир, – мягко сказал он, и ему показалось, что хозяин напрягся. – Ты ведь мне должен.
– Нормальный мужчина не напоминает об этом, – бесстрастно ответил тот, кого назвали такой чудной кличкой.
– Ты считаешь, что я плохой мужчина?
Тапир почесал ухо.
– Черт бы побрал тебя, Женя, – он скривился. – Может, и стоило тебя тогда…
– Ты до сих пор жалеешь, Тапир, что не прикончил меня?
– Что ты хочешь, Женя? У меня нет времени болтать о пустяках.
– Ну, конечно. Хозяйство. – Крон скользнул взглядом по стойке.– Сколько вложил, Тапир. Все, что скопил непосильным трудом?
– Не суй свой нос в мои дела. Ты не изменился, писатель.
– Я не писатель, а журналист, горец. Так что, поговорим?
Тапир усмехнулся.
– Ты словно выплюнутая жвачка, Женя.
– Теперь ты меня решил оскорбить? Только кинжал я дома забыл. Поговорим или нет?
– О чем?
– О Шоте. Папишвили.
Тапир встал:
– Зачем он тебе?
– Как будто ты не знаешь.
– Я не буду с тобой говорить. Этого конченого даже мухи облетают.
– Будешь, Тапир. Ты мне должен.
Хозяин сел.
– Ты идиот, Женя. Эта болтовня, – вредно для здоровья.
– А мы осторожно. Шота был в группировке, контролировавшей Черемушки и Южный рынок в конце 90х?
Тапир вздохнул и в упор посмотрел на Крона:
– Да.
– Мне что, клещами из тебя вытягивать? Колись, раз карта легла рубашкой вниз.
– Шота ходил под Маршалом. Со временем стал его первым помощником.
– Он занимался рэкетом? – уточнил Крон.
– Да. Ходили слухи, что он в результате завалил самого Маршала, чтобы занять его место, но к тому времени менты набрали силу, и банду разбомбили.
– А Шота?
– Ушел в тень, вынырнул уже как будто честный лох.
Крон пощупал стенку чашки. Чай уже остыл:
– Тебе незнакома кличка Босой?
Тапир покачал головой, подумал:
– Никогда не слышал.
– Помнишь расстрел в «Штурмане»? Босой был там.
– Про Босого ничего не знаю. – Тапир помолчал и добавил:
– А вот что в том деле участвовал брат Шоты, знаю доподлинно. Младший брат, звали Резо.
– Резо был на год младше брата. Карьеру бойца начал в банде Маршала раньше, чем Шота занял место советника. Но выше не поднялся. Шота отправлял брата на самые ответственные акции, видимо, доверял.
Крон замолчал и стал орудовать вилкой и ножом, расчленяя жареную скумбрию. Они сидели в «Марио» втроем, – Александра тоже обедала, а Сема Гройсман пил воду.
Он следил за своим здоровьем.
– Резо имел погремуху Брюлик, и…
– Почему Брюлик? – заинтересовалась Александра.
– Тапир не знает, почему. В девяностых годах блатным уже не давали строго соответствовавшие внешности, роду занятий или положению клички, как раньше среди воров в законе. Беспредел.
