– Почему вы решили, что человек, стоявший под домом, и голос в трубке, – одно и то же?
– Вы предполагаете, их больше?!
Глаза женщины были неправдоподобно большими, и в них хранился больший запас влаги, чем казалось на первый взгляд.
Крон досадливо крякнул:
– Нет, я ничего не предполагаю, – тон, которым это было сказано, должен был успокоить посетительницу, – мне показалось, что вы узнали этого человека.
– Нет. Но какие гадости он говорил. И каким тоном!
Крон показал глазами, и Александра подлила в стакан коричневой влаги.
Понадобился еще час, чтобы убедить Балаганову, что судьба ее семьи не так фатальна и все еще, может, обойдется. Сработал природный оптимизм уроженки города, и, наконец, заполненная не совсем адекватными обещаниями безопасности, она ушла.
Что стоило Крону сегодняшняя встреча, можно было только предполагать.
Но сейчас он и Александра сидели напротив режиссера театра «Лица» Анатолия Габера в комнате для свиданий, а за дверью маячил охранник, иногда наклонявшийся, чтобы глянуть в низкое стекло.
Когда Крон хотел, шеф нажимал на все рычаги, дабы добиться желаемой цели.
Габер выглядел помятым, что было неудивительно. Под глазами залегли тени, на рубашке не хватало пуговицы, светлые волосы торчали в разные стороны. Хоть сейчас в передачу, – и можно, показывая пальцем, обвинить в покушении, да и в чем угодно еще.
– Вы плохо выглядите, – лицемерно посетовал Крон, будто знал режиссера много лет и последний раз видел за день до ареста.
– Странно, не так ли? – усмехнулся Габер.– Притом, что я прекрасно выспался. Здесь масса времени, и мобильный не отвлекает.
Режиссер держался достойно, и журналистка невольно прониклась к нему уважением. Смиренным жестом она предложила Габеру сигарету, и он благодарно кивнул.
– Какая жалость, – произнес он, прикуривая от зажигалки Крона.– Восемь дней назад я, наконец, бросил курить. Теперь, само собой, не удержусь. Может, между этими двумя событиями, арестом и отказом от курения, есть связь, как вы думаете?
– А еще говорят, что курить вредно, – заметил Крон с легкой усмешкой. Похоже, режиссер и ему понравился. – Собственно, Анатолий… простите, не знаю отчества…
– Анатолий, – остановил его Габер, с наслаждением выпуская дым. – Толик еще уместнее. Кличкой пока не обзавелся. Впрочем, есть школьная, – Гиря.
– Анатолий подойдет. И что же вы, Анатолий, думаете по поводу всего этого?
– Думаю, что попал в хреновое положение.
– Мда, вполне адекватное определение. Так это вы подменили медицинскую карточку?
– Это что-то новенькое.
– Алик Балаганов чуть не «присоединился к большинству», как англичане говорят об усопших, потому что его карточка с предупреждением об аллергии на анестезию была подменена.
– Даже Алик Балаганов не заслуживает такой участи.
– Зато ваш лидер считает, что вы заслуживаете нынешнего положения, – явно стараясь вывести режиссера из роли стороннего наблюдателя, намекнул Крон.
– Не сомневаюсь. Так вот, для экономии времени, – я не подменял карточку, не предпринимал никаких других шагов, даже не угрожал ему чем-то подобным, – ни очно, не по телефону, никак.
– Вы уже знаете, что у вас в театре нашли некий штампик, использовавшийся в подделке карточки, да еще с вашими отпечатками? – спросила Александра.
– Да, конечно, следователь предъявлял мне эту чертову печатку и результаты экспертизы. – Габер сладострастно затянулся.– Этот штампик зачем-то валялся у меня на столе, накануне моего ареста.
