В центре долины возвышалась капелла, посвященная святому Маврикию. Святой родился в Фивах в середине III века и командовал в римской армии легионом солдат-христиан. Легион послали в Альпы, в район нынешнего Шабли, прогнать местные племена, но перед боем солдат обязали принести жертву императору Максимиану. Воины отказались, ведь такая жертва в их глазах была кощунством, и в наказание в легионе казнили каждого десятого бойца. Это не сломило дух солдат, и децимацию провели снова – но даже повторная казнь не поколебала их решимости, и в конце концов император приказал казнить всех оставшихся воинов.
С тех пор святой Маврикий был очень популярен в королевствах Каролингов. Перед его алтарем помазывали на царство владык Священной Римской империи; его меч и шпоры использовались на коронациях австрийской королевской семьи; а еще говорили, будто он владел тем самым копьем, которым римский солдат пронзил ребро Христа – ныне копье хранилось в Вене, в императорском дворце, на пурпурной бархатной подкладке. Первое аббатство выстроили на месте подвига мучеников в 515 году. Его предназначением была охрана узкого прохода в долине Роны. Здесь останавливались паломники, идущие к перевалу Гран-Сен-Бернар, здесь приносили свои дары знатные люди. Теперь эти дары хранились в склепе, как и реликвии замученного легиона.
– Мы очень гордимся нашими сокровищами, – шепнул мой проводник. Щелкнул цилиндровый замок, и окованная дверь отворилась. – В сентябре мы проносим их по городу. Епископы приезжают аж с самого Египта. Но они все время недовольны. Они думают, тут можно покататься на лыжах. А это другой Сен-Морис.
Внутри я увидел десяток остекленных витрин. Макс показал мне реликвии. Вот кувшин, украшенный драгоценностями – его подарил монахам сам Шарлемань. Вот шип из тернового венца Христа – дар Людовика XI, святого короля. А вот резной сундук, где хранятся кости святого Сигизмунда и его детей. И серебряный бюст с черепом святого Кандида.
Перед тем как уйти, Макс осмотрел углы.
– На случай, если кто прячется, – сказал он. – Как-то раз мы тут заперли одного и забыли.
– Он умер?
– О да.
– Но это ужасно!
– О нет, – Макс снова заалел и захихикал. – Он принял смерть мученика.
В тот вечер приютивший меня монах сделал очень много картошки-фри. Когда я откинулся, сытый и довольный, он шарил в интернете – искал видео с лондонских променадных концертов. Потом мы смотрели запись «Земли надежды и славы», Макс напевал про себя и размахивал воображаемым британским флагом.
– Вот бы увидеть Лондон, – вздохнул он.
– Так приезжай в гости, – предложил я. – Потом, как-нибудь.
Он затих и покачал головой.
– Видишь ли… я… как бы… un pantouflard.
– Кто? – спросил я.
– Это мой дом, – объяснил он. – Не люблю выходить из дома.
В десять Макс проводил меня в дортуар. Он шел впереди, а я вдруг понял, что забыл у него в келье тетрадь, и кинулся за ней, а когда вернулся, мой проводник исчез.
Проход в школу, бывший частью крыла внутреннего дворика, находился в конце галереи, озаренной ярким серебряным светом луны. Я двинулся вперед, прямо по лунным дорожкам, что пролегли на каменных плитах, но вдруг услышал шаги, звучавшие все громче – кто-то шел сюда, и не от школы, но из коридора, из-за угла. Макс? Да нет, тот всегда суетился, а эти шаги были быстрыми и резкими. Эхо звучало все ближе, в горле пересохло, а сердце забилось как птица в клетке. Я уже понял, кто приближался, но прятаться было негде, и я по-прежнему шел как шел.
