Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу - страница 25

Из темноты явилось бледное лицо и мертвенно-белые руки содержателя гостиницы. Он прошел мимо меня, дернул щекой, словно от боли, но ничего не сказал, и мы разошлись.

Макс прятался в школе. Я нашел его в игровой, под бильярдным столом.

– Пелисье здесь! – прошипел он. – Ищет!

– Он меня видел, Макс.

Монах вскочил на ноги и поковылял к аббатству. Развернулся и двинулся к школе. Потом повернулся в третий раз и сел прямо на пол.

– Макс, мне жаль.

Он захихикал.

– Макс, все будет хорошо?

– Аббат только и ждет, когда сможет отлучить меня от церкви.

Он все так же хихикал.

На следующий день мы вышли из аббатства вместе, на цыпочках – боялись Пелисье. Было воскресенье, восемь утра. Город еще не проснулся. По улице разметало следы карнавала: ленты, бутыли, блестящую пистолетную мишуру… Уходя, я оглянулся: Макс стоял на ступеньках и махал мне рукой. Он помахал еще, еще немного, а потом ушел.

Я очень надеялся, что лесистый дол к югу от Сен-Мориса подарит мне покой и безопасность – но нет. Было что-то враждебное в этом заснеженном пейзаже, лишенном даже намека на жизнь. Лес испещрили походные тропки, и летом тенистая дорога над Роной могла бы стать раем для любого паломника. Но сейчас, зимой, везде лежал снег, и пусть даже сам он был гладким, под ним скрывалась неровная земля, и я то и дело спотыкался, а вскоре пришлось брести через сугробы – по колено, по пояс в снегу. Ботинки разошлись, подошвы оторвались, и сил у меня не прибавилось, хотя я уже шел сорок дней.

По западной окраине долины шли бок о бок трасса и рельсы. По этому пути «Сан-Бернар-Экспресс» проходил в Орсьер, последний город перед перевалом. Над дорогой высились шотландские сосны, устланные снегом, словно кружевная скатерть на темном столе. Я шел по другой стороне долины, но временами оборачивался влево и смотрел, как через лес полосатой карамельной тростью вьется поезд.

В тот день я наткнулся на снежный курган высотой в дом. Такого я не видел никогда: здесь зародилась лавина. Снежный пласт пропахал всю долину и вломился в реку в сотне метров внизу. Пройти сквозь него я не мог и потому пополз на четвереньках. Снег наверху был свежим, неглубоким, значит, решил я, лавина сошла недавно – ночью, а может, даже утром. Внизу виднелись льдины с грубыми краями, изломанные ветки и сбившийся снег, твердый, словно булыжник. Я полз медленно, рюкзак все тянул в сторону, и каждый раз, одолев несколько метров, я опрокидывался, будто клоун в дешевом фарсе.

На то, чтобы проползти километр разодранной земли, у меня ушел час.

С другой стороны кургана стоял человек в ярком жилете. Когда я сполз, он бросился ко мне. Он кричал, что здесь идти опасно, что гора нестабильна, но вдруг прекратил кричать, и его челюсть медленно пошла вниз. Перед ним стоял я – сгорбленный, тяжело дышавший, измаравшийся в снегу, – и должно быть, я выглядел так, словно сам вылез из-под лавины.

– Вы живы? – спросил он. – Господи, вы живы?

В Мартиньи Рона сворачивала на восток. Вслед за ней послушно изгибалась трасса. «Сан-Бернар-Экспресс» уходил в другую сторону, на юг: рельсы огибали реку Ла-Дрансе, приток Роны. Дорога франков поднималась в гору и тоже шла на юг, к границе Италии.

Я двинулся вперед по западной стороне долины и к середине утра, на развилке, выбрал нижний путь, ведущий к Ла-Дрансе. Его ограждала лента – предупреждала, что дорога рискованна, – но она провисла, узлы давно ослабли, и я прошел мимо, не обратив на нее внимания.