Кассий Лонгин встал у ростры. Марк Антоний возвышался над ним на целую голову. Кассий вскинул правую руку, коснулся дерева, как талисмана, и заговорил в наступившей тишине:
– В этот день, в мартовские иды, Рим освобожден от угнетателя. Пусть весть об этом разнесется по всему свету. Цезарь мертв, и Республика восстановлена. Пусть возрадуются духи наших отцов. Пусть возрадуется город. Цезарь мертв, и Рим свободен!
Эти слова вызвали громкие крики. Сенаторы с побагровевшими от напряжения лицами радостно орали и так топали ногами, что дрожали стены. Марк Антоний стоял, склонив голову, на шее у него вздулись жилы.
Внезапно Брут подумал о египетской правительнице, Клеопатре, находящейся теперь в красивом римском доме, где ее поселил Цезарь. Наверняка царица еще не знала о том, что случилось с отцом ее сына. Он представил себе, какую панику вызовет у нее эта весть. Не сомневался генерал и в том, что она тут же соберет драгоценности и покинет Рим со скоростью, на какую только способны хорошие лошади. Мысль эта впервые за все утро вызвала у него улыбку. В ближайшие месяцы предстояло возродить заново столь многое. Цезарь был подобен огромной глыбе, подавлявшей все и вся в этом городе. Теперь они распрямятся, станут сильнее и лучше, чем были прежде. Брут это чувствовал. Его время наконец-то пришло.
Сенат почти забыл о своей прежней роли. Марк Брут видел, как эти людишки вновь осознавали находящуюся в их руках власть. Еще вчера они были слугами, а этим утром, под победные крики, вновь стали свободными людьми. Исключительно благодаря ему. Брут склонил голову, занятый своими мыслями, но, услышав голос Антония, вновь поднял взгляд. Предчувствие беды вернулось.
– Сенаторы, успокойтесь! – возвысил голос Марк Антоний. – Теперь, когда мы знаем о случившемся, нам уже сегодня надо сделать очень многое.
Брут нахмурился. Этот человек всегда поддерживал Цезаря. Для него все закончено. Ему бы сейчас с достоинством покинуть зал заседаний сената и спасать свою жизнь.
– На Марсовом поле легионы ждут, что Цезарь поведет их на Парфию, – продолжил Антоний, не замечая раздражения Брута. – Их необходимо успокоить до того, как они узнают новости. Они верны Цезарю. Их надо гладить по шерстке, иначе не избежать мятежа. Только авторитет сената стоит между всеми нами и анархией в этом городе. Сенаторы, успокойтесь! – Последние слова прозвучали приказом, громко и резко, и шум в зале заседаний наконец стих.
Брут, стоявший у двери, с сомнением покачал головой. Марк Антоний, конечно, не дурак, но сейчас он зарвался. Возможно, думает, что сможет стать частью новой эры, хотя долгие годы выслуживался перед Цезарем. Все это чистой воды политика, но Брут понимал: многие сенаторы еще пребывают в растерянности и не знают, как вести себя в изменившемся мире. У консула даже есть шанс спастись, но для этого ему следует свершать каждый шаг с максимальной осторожностью. Прошлые обиды никуда не делись, на Антония многие затаили зло. Тем не менее этим утром он еще оставался консулом.
– Необходимо провести голосование до того, как кто-то из нас выйдет из этих стен, – продолжил Марк Антоний, и его сильный голос заполнил зал заседаний. – Объявив амнистию убийцам Цезаря, мы подавим мятеж еще до того, как он начнется. Граждане и легионы увидят, что мы восстановили справедливость и закон, которые попрал один человек. Я объявляю голосование.
