Щурюсь под повязкой в сторону, где, по идее, находится Бейз.
– Уверена, ты ровно так же оправдывался, когда мы перешли с огнедрева на белый клен…
Меч снова со свистом несется в мою сторону, парирую, и он соскальзывает, когда Бейз отскакивает. Резкий звук вгрызается, заражает меня собой, вызывает дрожь по всему телу.
Разум опустошается, и я быстро отступаю.
– СТОЙ!
Порыв ветра щекочет спину, дергает конский хвост, заставляет волоски на шее встать дыбом.
– Прямо за тобой обрыв…
Сердце ухает в пятки, и я с визгом прыгаю вперед.
Бейз тихо хмыкает, отчего я сдергиваю повязку и швыряю ее вниз с обрыва, который и правда был прямо за мной.
С лица Бейза стекает все веселье, он подходит ближе и смотрит, как кусок ткани, улетая, трепещет на ветру.
– Как инфантильно.
– Невелика потеря, – отрезаю я, потрясенная пребыванием на волосок от смерти.
Не к такому азарту я стремилась уж точно.
Бейз вздыхает так громко, что я прекрасно его слышу сквозь очередные завывания ветра.
– Ладно, будь по-твоему.
Бейз отворачивается от обрыва, принимает боевую стойку, расставив ноги, и одаривает меня волчьей ухмылкой.
– Быстро так быстро.
Расслабляю плечи, сбрасываю остатки леденящего кровь страха, подстегнутая садистским вызовом, что нарастает в пристальных глазах Бейза.
– Наконец-то…
– Но пожалуешься еще хоть раз на меч, – перебивает он меня, – и я обменяю его на нечто гораздо, гораздо хуже.
Открываю рот, затем его захлопываю.
Бейз точно так же угрожал два года назад, и я не восприняла его слова всерьез. Позже в тот день я с широко распахнутыми от ужаса глазами наблюдала, как он швырнул сраный меч за мою Черту безопасности, прекрасно понимая, что я ее не переступлю.
На следующий день Бейз вручил мне новый, в два раза громче и тяжелее, и я полгода к нему привыкала…
Изображаю, как застегиваю губы на пуговичку.
—Медовые булочки – лучшая еда. – Слизываю с пальцев масляную начинку, от сливочного взрыва покалывает под языком.
Бейз вскидывает бровь, делает глоток воды и опускает стакан рядом со своей тарелкой яичницы-болтуньи.
– Кухарка слишком уж тебя обожает. После утренней тренировки тебе нужно питаться белком. А не, – Бейз морщится, раздувая ноздри, – этой херней.
Не обращая внимания на прочие разномастные угощения, тянусь к горке булочек рядом с серебряным канделябром, сую в рот сразу две и сверкаю победоносной улыбкой.
Бейз со вздохом качает головой.
– Рордин платит мне слишком мало.
Большие двери, распахнувшись, впускают потоки света и высокого, крепкого мужчину, который уверенно шагает к нашему длинному обсидиановому столу.
Против утреннего сияния приходится щурить глаза, но мне не нужно видеть лицо вошедшего, чтобы сразу понять, кто это. Узнаю его по походке – как у бесстрашного зверя, что вышагивает по своему логову, восстанавливая господство. Узнаю его по тому, как встают дыбом волоски у меня на загривке от атмосферы, что теперь заряжена леденящим напряжением, свою любовь к которому я ненавижу.
По просторной комнате эхом разносятся парные глухие удары, и двери снова закрываются, заслоняя солнце.
Проглатываю все, что набила в рот, наблюдая за каждым плавным, полным силы шагом, и чувствую, как от щек отливает кровь, когда понимаю, что он направляется к стоящим во главе стола приборам.
К пустой серебряной тарелке, которая стоит в знак его присутствия.
Всегда.
Не то чтобы он когда-либо делил с нами трапезу. Поэтому я и настолько потрясена, когда он опускается на стул и лицо оказывается в поле моего зрения…
