– Ч-что с твоим голосом?
Рука сама собой взлетает к горлу, словно жалкий щит.
– Пострадала, когда была маленькой, – шепчу в ответ. – Поэтому выходит… вот так.
Хрипло. Вечно изломанно и резко, словно за целый день ни разу не промочила горло. Не мягкий, медовый голосок, как у некоторой прислуги. И близко не мелодичный щебет моей Танис.
– Ой… – отзывается девочка, все еще сжимаясь в комок.
Наблюдая.
Хорошо, что она больше ничего не спрашивает, ведь я не знаю, что бы ответила. Единственные воспоминания о ночи, разрушившей мое горло, приходят ко мне во снах.
Крики, чадящее пламя, пронзительный царапающий скрежет, въевшийся так глубоко, что на моей душе остались неисцелимые шрамы. Рана, что мешает вести нормальную жизнь, без страха, что любой резкий звук влечет за собой атаку.
Вымучиваю улыбку.
– Давай-ка поищем твоих родителей?
– У меня их нет…
Улыбка меркнет, обрывается сердце.
Внезапно вижу в изумрудных глазах тьму, ту самую, неотступную, которая хорошо мне знакома.
– Ну, – стараюсь я говорить бодро, – а откуда ты сюда пришла?
Девочка шмыгает носом и вытирает щеки пышными рукавами.
– Из больших блестящих дверей.
Крепость.
Двери, за которые мне запрещено ступать. Неизведанная зона, которую предстоит исследовать.
Вспоминаю скелет, что однажды обнаружила у стены неподалеку оттуда…
Справедливости ради: я же обязана вернуть ребенка.
– Тебе повезло, я прекрасно знаю, где эти самые двери.
Протягиваю к ней руку, словно мостик между нами.
Девочка внимательно ее изучает, потом опускает взгляд на мою сумку.
– А у тебя там есть вкусненькое? Или только мышка?
Вскидываю бровь.
– Писк слышно, – с робкой улыбкой поясняет девочка.
– Умница, – хвалю я, выуживая банку с ирисками, затем откручиваю крышку и предлагаю угощение. – По одной в ладошку. Раз угадала содержимое сумки.
У девочки загораются глаза, она сует обе конфеты прямиком в рот и позволяет мне поднять ее на ноги.
Мы шагаем в тишине, держась за руки, и чем дальше спускаемся по кривым лестницам и безмолвным переходам, тем сильнее становится хватка малышки. Когда я наконец помогаю ей пролезть в люк в высокий коридор четвертого этажа, у меня остается ощущение, будто все пальцы покрыты синяками.
Возвращаю ковер на место, стряхиваю паутину с платьица девочки, затем поворачиваюсь к Крепости, что нависает над нами, словно вход в подземный мир.
В этом коридоре, неестественно длинном на вид, нет окон. И уж точно нет других дверей, вполовину столь интересных, как эти.
Большие факелы по обе стороны двойных дверей без ручек придают им золотистый блеск, в гладком камне, словно в зеркале, видны наши отражения. Не обращая внимания на свое, я шагаю вперед и четырежды стучу. Каждый раз отдается эхом.
Эдакое насмешливое сердцебиение.
Девочка у меня за спиной шаркает ножками, механика приходит в движение, и дверь открывается, словно пасть чудовища, правда, ровно настолько, чтоб выпустить дородного зверюгу-мужика, слишком хорошо мне знакомого.
Джаскен. Хранитель Крепости. Или, по крайней мере, так его называю я.
Он одет в типичный наряд западной стражи – черные штаны, сапоги до колен и потрепанная на плечах темная куртка. Левую сторону груди и одну руку защищает подобная текучим чернилам броня.
Если б я могла заползти ему внутрь, там хватило бы места на троих таких, как я. Причем удалось бы даже поерзать и устроиться поудобнее.
Он смотрит на меня сверху вниз маленькими настороженными глазками, и я сверкаю ему ослепительной улыбкой.
