– Хм, хм.
Время сменить тему.
– Как поживает внучка? Добралась вчера до Карделла, чтобы с ней повидаться?
Кухарка довольно раздувает щеки. Ее дочь и зять выращивают трюфели в соседней деревне и недавно родили первое, долгожданное дитя.
– Добралась. И малышка упитанная в отличие от тебя. – Оглядев меня с головы до ног, Кухарка цокает языком и качает головой. – В один прекрасный день я найду способ нарастить мяска на твои косточки. Помяни мое слово!
Последнюю фразу мы произносим хором, и я смеюсь, забрасывая сумку на плечо.
– Теперь иди, – прогоняет меня Кухарка. – Суп сам собой не сварится. Приноси лимоны, как раз попьем чайку. Расскажу тебе все о моей крошке.
– Жду с нетерпением. – Приподнимаюсь на цыпочки, чтоб запечатлеть на усыпанной веснушками щеке поцелуй, затем подхватываю свою тарелку и, оставив ее в раковине, спешу на выход.
Мышка пищит, недовольная тряской, пока я трусцой бегу по холодному, пустынному коридору с пылающими на стенах факелами. Добравшись до развилки в виде буквы «Т», я сворачиваю налево, замедляю шаг у мощеной арки по правую руку – той, что на вид ничем не отличается от всех прочих арок в этом огромном замке.
Только на вид.
Это один из тридцати семи входов в Перепутье – заброшенный лабиринт коридоров посреди замка, которые изгибаются, изворачиваются, разделяются и ведут в места, труднодоступные иным образом.
Мое секретное оружие.
Эти коридоры ведут повсюду и везде, если знать, как ими пользоваться. Некоторые выныривают дверями, невидимыми с непривычки, другие, несмотря на необычный путь, уходят во вполне обычные места.
Возьмем, к примеру, люк на пятом этаже – туннель, который выплюнет тебя в подземном хранилище, хотя за всю дорогу ни разу не покажется, что он хоть капельку поднялся или опустился.
Короче говоря, в них легко заблудиться без четкого понимания, которому я столько раз училась на собственном горьком опыте.
Все удивляюсь, как не осталась украшать какой-нибудь туннель своим обезвоженным трупом.
Теперь замок Нуар – мой личный город, как те, о которых я читаю в множестве книг, что хранятся в Корешках, гигантской библиотеке.
Коридоры – это улицы. Кухня – пекарня, которая оплачивает мои услуги по избавлению от мышей лучшими булочками с корично-ореховым маслом. Спальни – дома, наполненные стойкими запахами людей.
Как Логово – личные покои Рордина.
Мысль о том, что скоро целых два дня все здесь будет кишеть незнакомцами, лежит у меня внутри твердым камнем.
У развилки туннеля я сворачиваю налево – и краем глаза вижу девочку, что скорчилась на полу у стены.
Застываю как вкопанная.
Оглядываюсь, и в горле встает горький ком.
Ей, наверное, не больше семи-восьми лет, она дрожит, чернильные волосы спутанным саваном ниспадают на плечи.
Не думаю, что она успела меня увидеть или услышать. Потому, вероятно, что я передвигаюсь по замку словно призрак, мои босые шаги мягче легкого вздоха.
Всегда.
За годы я научилась двигаться вместе с воздухом и сливаться со стенами, с тенями, несмотря на длинные золотистые волосы, которые изо всех сил стараются, чтоб я выделялась.
Прочищаю горло, и девочка вздрагивает – тут же устремляет на меня дикие, полные страха глаза.
Выставляю перед собой руки, стараясь показать, что не представляю никакой угрозы, хотя из сумки то и дело доносится гневный писк.
– Потерялась? – спрашиваю я, присаживаясь на корточки.
Девочка кивает, личико-сердечко бледней луны.
