Усталые глаза пожилого швейцара, обременённые нависшими веками, медленно поднимаются на серое небо, как вдруг в глубине его роговиц вспыхивает отражение пробежавшего среди туч разряда молнии…
Ччик-Бдуффффф…
– Он начал лить сразу после того, как вы вошли днём в здание, – заговорил о дожде старик, как только отзвуки грома растворились шуме ливня, – и всё никак не хочет заканчиваться… Говорят, это циклон, и что он продержится над нами вплоть до середины следующей недели…
– Правда? – спрашивает Дэниэл, после чего возвращает взгляд к клокочущим облакам, застилающим весь небесный свод. Мазки темно-серых туч вытягивались и закручивались прямо на его глазах из-за шквальных порывов ветра. – А знаешь, – бормочет он, – я вообще люблю дождь… – Он продолжал смотреть на небо и улицу, которая, благодаря дождю и бегущим по асфальту потокам, пребывала в непрестанном движении. – Особенно эту свежесть… – добавил он и набрал полную грудь воздуха. – Помню, как-то в детстве отец рассказал мне, что древние греки верили – первый дождь на землю пролился в тот день, когда прекрасная богиня – одна из титанид – узнала, что её любимого отца, Урана, больше нет в живых. Он рассказал, они считали, что капли дождя – это её слезы, а гром – эхо её тяжелых всхлипов, которые доносятся до нас издалека… – Дэниэл задумывается на мгновение. – И несмотря на то, что это глупо, я до сих пор слышу в звуках дождя её плач…
Старый швейцар, стоящий неподалёку, внимательнее прислушивается к шуму ливня:
– Точно, чем-то похоже… – бормочет он, покачивая головой. Но через некоторое время его вялые глаза снова поднимаются на лицо Дэниэла: – Да, и спасибо вашему отцу, что он подписал гравюру. Моя сестра была очень растрогана, когда я её передал…
– Не за что, Кинзи, – Дэниэл глянул на него в ответ. – Как, кстати, она? Выздоравливает?
– Потихоньку, – отзывается старик. – Возможно, даже скоро выпишут…
– Это хорошо, – он кивает и снова возвращает глаза к затянутой серой пеленой улице и к грозному штормовому небу. Задумавшись на время обо всём, он позже шепчет на латинском: – Sub specie aeternitatis…
– Что, простите? – несмотря на шум дождя, старый швейцар все же расслышал его голос.
– Sub specie aeternitatis, – повторяет Дэниэл уже громче. – С точки зрения вечности, – переводит ему. – Это слова Спинозы. А Бертран Рассел в одной из своих работ с помощью этого выражения призывал взглянуть на сущность человеческих проблем через призму вневременного мира, полагая, что так с ними справиться будет легче…
Сразу после этих слов на глазах Дэниэла полнеба озаряет огромная молния, пронзающая тучи насквозь…
– Интересная мысль, – бормочет старик, но его голос полностью утопает в раскате грома. Однако постояв ещё пару секунд, швейцар кидает взгляд в глубь разных концов улицы: – Что-то ваше такси долго едет… Может быть, случилось что? – спрашивает, продолжая высматривать машину сквозь пелену дождя.
– По правде говоря, – произносит Дэниэл, – я его не вызывал…
Швейцар нахмуривается немного:
– Это следует сделать мне?
– Нет, – мотает головой. – Я думаю пройтись пешком. Мне ещё нужно зайти в магазинчик, здесь – неподалеку, – кивает направо в сторону перекрестка, виднеющегося вдалеке.
– У вас же нет зонта. Позвольте, я принесу?
– Только если вам не сложно…
На лице старого швейцара проступает услужливая улыбка:
– Если было бы сложно, я бы не предложил, – говорит он.
