Ветер шевелил ее короткие волосы – она срезала их вчера.
– Матвеев лежит в безымянной могиле. Никто не пришел. Ни цветов, ни слез.
Она провела пальцами по холодному камню с именем Михаила.
– Прости, что не принесла цветов. Сегодня я не могу смотреть на розы.
Шесть месяцев спустя. Анна запирала дверь своего нового кабинета в провинциальном отделе, когда почувствовала знакомый запах. В воздухе витал сладковатый аромат, от которого свело желудок.
На столе лежал конверт. Без марки. Без адреса. Просто белый прямоугольник на полированной поверхности. Ее пальцы дрожали, когда она разрывала бумагу. Внутри – один засушенный лепесток. Алый. Как та первая роза на груди мертвой девушки. И записка:
"Ты думала, это закончилось?"
За окном скрипнула дверь. Анна резко обернулась, рука потянулась к кобуре.
В коридоре никого. Только легкое колыхание воздуха, будто кто-то только что прошел. На полу у порога лежал свежий бутон розы. Его шипы цеплялись за линолеум, словно не желая отпускать.
На следующий день Анна пришла на кладбище. К могиле Матвеева кто-то принес венок из черных роз. Без записки. Без подписи.
Надгробие Лины было чистым – только вчерашние хризантемы. Но когда Анна развернулась уходить, она заметила, что на могиле мужа лежала одна белая роза. Совершенно свежая. Капли утренней росы на лепестках блестели, как слезы.
«Последний закат на мосту»
Осень дышала холодом, и старый мост скрипел под порывами ветра, будто стонал от времени. Лиза куталась в шерстяной шарф, сжимая в дрожащих пальцах этюдник. Она приходила сюда каждый вечер – этот мост был последним уцелевшим уголком старого города, и она хотела запечатлеть его, пока не стало слишком поздно.
Тени удлинялись, и солнце, словно раскалённая монета, катилось к горизонту, заливая всё вокруг алым светом. Она торопилась, мазки становились резкими, неровными.
– Вы рисуете, как будто боитесь, что он исчезнет прямо сейчас.
Голос за спиной заставил её вздрогнуть. Она обернулась.
Мужчина стоял в двух шагах, руки в карманах потрёпанного пальто. Ветер трепал его тёмные волосы, а в глазах – глубокая усталость, будто он прожил не двадцать с небольшим, а целую жизнь.
– А вы наблюдаете, как будто знаете, что так и будет, – парировала Лиза, неожиданно для себя.
Уголки его губ дрогнули.
– Марк.
– Лиза.
Они смотрели друг на друга, и что-то неуловимое пробежало между ними – будто судьба на мгновение приоткрыла завесу и показала: этот момент важен.
Они стали встречаться каждый вечер. Марк приходил раньше, садился на парапет, курил (хотя знал, что нельзя), и ждал, пока она не появится в конце моста – с растрёпанными ветром волосами и вечно спешащими шагами.
– Ты опять без перчаток, – ворчал он, снимая свои и натягивая ей на замёрзшие пальцы.
– Зато ты опять куришь, – огрызалась она, но улыбалась.
Они говорили обо всём: о книгах, о звёздах, о том, почему осенью так пахнет грустью. Но никогда – о будущем.
Как-то раз она нарисовала его – небрежными, нервными линиями, углём. Он смотрел на портрет и молчал.
– Что, не нравится? – спросила она.
– Нет. Просто… странно видеть себя глазами другого человека.
– Каким ты себя видишь?
Он задумался.
– Разбитым.
Она не стала спрашивать почему.
Однажды он не пришёл. Лиза ждала до темноты, пока пальцы не онемели от холода, а краски не застыли на палитре. На следующий день его тоже не было. Она уже собиралась уходить, когда увидела его.
