Ты так близко подошла. Но видишь ли ты узор?
Первая – алая, как жизнь.
Вторая – белая, как невинность.
Третья – черная, как конец.
Четвертая… О, четвертая была особенной. Ты ведь заметила?
А эта – розовая. Цвет утраченных надежд.
Скоро ты поймешь. Скоро мы встретимся.
Твой поклонник."
– Черт побери! – Матвеев швырнул очки на стол. – Он издевается!
Но Анна не слышала его. Ее пальцы сжали письмо так сильно, что бумага порвалась. Он знал, что она заметила.
"Я сижу в своем кабинете и смотрю на доску с фотографиями. Пять девушек. Пять роз. Пять историй, оборванных слишком рано.
Михаил смеется на фото в рамке. "Ты всегда слишком много думаешь", – сказал бы он сейчас. Но я не могу остановиться.
Почему он пропустил четвертую? Или… не пропустил?
Может, это был кто-то другой?
Нет. Слишком чисто. Слишком… идеально.
Он просто хотел, чтобы я заметила. Чтобы я поняла, что вижу его почерк даже там, где его нет. Он играет со мной. И я даже не знаю правил."
– Нашли кое-что, – техник в лаборатории указал на экран. – На пятой жертве – микроскопические частицы глины. Специфический состав.
Анна подняла голову.
– Где это используют?
– Скульпторы. Керамисты. И…
– И?
– Бальзамировщики.
В голове у Анны что-то щелкнуло.
2015. Первое убийство.
2018. Второе.
2020-2023. Перерыв.
– Он был в тюрьме, – прошептала она. – Или… в больнице.
Матвеев уже набирал номер.
– Проверим все морги и похоронные бюро за последние десять лет.
Но Анна уже знала. Он был ближе, чем они думали.
Этой ночью она снова увидела его. В зеркале ванной. Высокий. Очки. Борода. Он стоял прямо за ней, его губы шептали что-то, чего она не могла разобрать. Анна резко обернулась. Пустота.
Но на раковине лежала новая роза. Красная, как кровь. И записка:
"Скоро, Анна. Скоро."
База данных мигала на экране, выводя сотни имен.
– Все, кто вышел из тюрем за последние три года. – Техник щелкнул ручкой по зубам. – Ни одного подходящего по профилю.
Анна стиснула зубы.
– Психиатрические лечебницы?
– Тоже ноль. Матвеев швырнул папку на стол. – Ни одного пациента с историей насилия, который бы лечился ровно три года.
В кабинете повисло молчание.
"Ошибка в профиле?" – мелькнуло у Анны в голове.
Но нет. Он слишком методичен. Слишком точен.
"Я сижу перед доской с фотографиями. Пять девушек. Пять роз. Пять пустот.
Мы проверили все: тюрьмы, больницы, даже морги. Ничего. Как будто он… призрак. Но призраки не оставляют розы. Не пишут письма. Не играют в эти игры. Где-то есть ответ. Где-то… Я просто не вижу узора."
Утро началось с запаха. Анна вошла в кабинет – и замерла. На ее столе лежала роза. Фиолетовая. И конверт.
"Дорогая Анна,
Ты ищешь в тюрьмах? В больницах?
Как мило.
Я был совсем рядом. Все это время.
Посмотри на розы, Анна. Настоящий ответ – в них.
Твой поклонник."
– Что за черт… – Матвеев схватил конверт.
Но Анна уже понимала. Она разложила перед собой фотографии всех жертв.
Алая. Белая. Черная. (Нет розы). Розовая. Фиолетовая.
И тогда она увидела.
– Это не просто цветы.
– Это… Цвета траура.
Матвеев нахмурился.
– Что?
– В викторианскую эпоху… – Анна быстро листала книгу по символизму цветов. – Розы использовали для передачи сообщений. Цвета имели значения. Она ткнула пальцем в страницу:
–Алая – "моя любовь сильна"
–Белая – "невинность"
–Черная – "прощай"
–Розовая – "я буду помнить тебя"
–Фиолетовая – "траур"
– Он не просто убивал. – Голос Анны дрожал. – Он рассказывал историю.
– Чью?!
