Не уберегли…
Видно, плохо просила…
– Дамирушка… – осев, Олена прижалась щекой к деревянной плахе. – Сокол мой ясный, – не сдержавшись, провыла она, и тут почувствовала, ребенок в животе перевернулся. – Тихо, тихо, милая… – прошептала испуганно. – Не время еще…
Олена почему-то была уверена, родится девочка, как две капли похожая на любимого. Синеглазая, с волнистыми волосами цвета льна… Да и Дамир ждал дочку. Так хотел увидеть малышку, взять на руки…
Сильная распирающая боль накатила так внезапно, что Олена охнула и скрючилась на забрызганном кровью снегу.
– Ох, Дамирушка, знать велико твое желание увидеть малышку, – простонала она между схватками. – Ой, ой, нету моченьки моей, как же больно-о-о!
Дождавшись, когда схватки ослабнут, Олена поднялась, сняла с тына голову мужа и, оставляя за собой красные следы, направилась к болоту.
– Отомстим, Дамирушка, за все отомстим, – прижимая к сердцу голову любимого, приговаривала она.
Схватки накатывали все чаще и чаще и остаток пути, Олена уже ползла на карачках.
Вот и завиднелись болотные огоньки… Не касаясь земли, огоньки плавали в воздухе и ласково мерцали нежно-зеленым светом. Наполняя душу невиданным доселе спокойствием, они так и манили за собой, но знала Олена, обманчивы коварные огоньки; завлекут, притянут, и не выбраться потом из трясины. Ни шага с тверди делать нельзя.
А так же знала, с болотным духом можно договориться, но взамен потребуется отдать самое дорогое…
– Болотница, прими от меня дар. Это самое дорогое, что у меня есть сейчас… Поклонившись, Олена положила на землю голову мужа и брошь с камнями такой невиданной красоты, что полыхнули они дивным цветом и вроде как ярче на болоте стало. Замшелая коряга, торчавшая посреди болота вдруг шевельнулась… Чавкнула болотная жижа, и увидела Олена; шагает к ней не то девица, не то старуха, не то девочка совсем. И даже когда Болотница подошла так близко, что запахло багульником, Олена так и не смогла понять; стара та, или молода. Запах болотного цветка дурманил голову, путал мысли и тяжелил веки сном.
Ох, недаром называют его сонной одурью…
А Болотница тем временем разглядывала подношение, то нюхала, то чуть ли на зуб не пробовала.
– Это и есть твой дар? – спросила она.
– У меня больше ничего нет, – прошептала Олена, и чтобы не видеть, как Болотница вертит в руках голову мужа, закрыла глаза.
«Это все сон… – навеял запах багульника радужные думы. – И захватчики эти, и кровавый тын и все, все со-о-н…»
– Чего просишь? – превратившись в старуху, проскрипела болотная дива.
– Отомсти ордынцам за смерть наших мужчин. Выпей из них кровь и лиши разума! – в лютой злобе прошипела Олена.
Вот теперь-то она и выплеснула всю злобу и ненависть. Всю горечь и бессилие. Надо было, чтобы и Болотница учуяла ее исступление. Учуяла и прониклась…Вот теперь-то можно выть зверем… Олена так и сделала; закинув голову, она завыла так, что почти испугала болотную диву. Завыла, заскрежетала зубами… В этом крике было все; и боль за погубленную жизнь, и тоска по любимому… и мука от схваток, что уже не прекращались.
– Нет! – Олена схватила Болотницу за руку. – Нет… лишить их разума, это очень милосердно! Пусть мучаются. Мучаются так, как страдают сейчас сотни женщин. Как страдали наши мужья и отцы! Пусть их душа холодеет от ужаса, что посмели они ступить на наши земли погаными ногами своими. Ироды-ы-ы-ы! – выгнувшись, завопила роженица. – Мы с Дамиром только жить начали. Не нагляделась я в его синие глаза, не надышалась с ним одним воздухом! Сердце эти звери мне вынули! Заживо убили-и-и-и!
