Но вернёмся в трактир, где продолжал слышаться стук наполненных кружек и звучал хохот. Братья Авиновы из третьего батальона Киевского гренадерского полка и младший сержант Вигель, приятели Алексея, поглядывали на дверь, удивляясь его отсутствию. Но появление ещё одного члена их компании, однополчанина Алексея, корнета Фёдора Тушнева, внесло ясность.
– Всё, – сказал тот, усаживаясь за стол и потребовав у Чеслава пива, – пропал наш Алёшка.
– Что случилось? – встревожился Вигель.
– Влюбился чертяка.
– В кого?
– Говорит, что в ангела.
– Ну да, – хмыкнул старший Авинов, Александр. – Поначалу они все ангелы, а потом из-под юбки начинает доноситься топот копыт.
– А рога почему-то растут у тебя, – смеясь, добавил младший, Сергей. – Так что за ветреная красотка вскружила голову нашему Алёшке?
– Вроде не ветреная. Дочь подполковника Кайсарова.
– Так это наш подполковник. Не знал, что у него есть дочь, – удивился Вигель.
– Тот прячет её от всех.
– Что? Так страшна? – расхохотался старший Авинов.
– Наоборот, нежный бутон. Алёшка говорит, что познакомился с ней у «Весолека», – сказал Тушнев, принимая у Чеслава пиво. – А что, любезный, – обратился он к корчмарю, ловящему каждое слово, – был тут у вас сегодня конфуз с одной дамой и её дочкой.
– Да не конфуз, а так, лёгкое недоразумение.
– Видал молодую панянку?
Чеслав кивнул.
– Что скажешь? Хороша?
– Как летнее восходящее солнце, – Чеслав деланно закатил глаза.
– О! Да ты, любезный, поэт! – воскликнул Тушнев и поднял кружку. – Выпьем, друзья, за Алёшку и за его летнее восходящее солнце!
Приятели чокнулись, выпили и продолжили весёлый разговор, а Чеслав отошёл от них с привычной улыбкой и с камнем в сердце. Выходит, этот щёголь Алекси тоже запал на красотку панянку? Видать, воспользовался случаем и свёл с ней знакомство поближе, когда провожал домой. Что ж одной причиной ненавидеть его стало больше.
Пока приятели в корчме обсуждали Алексея, он пребывал в состоянии возвышенной меланхолии. Скромно поужинал в одиночестве и отправился бродить в темноте вдоль Вислы, находясь в мечтах о завтрашнем вечере. Образ Кати стоял перед глазами молодого капрала, вызывая томление в сердце. Он пораньше лёг спать, чтобы приблизить новый день, а с утра поспешил в конюшню. С лошадью всё было в порядке, после смены подковы она перестала хромать, и Алексей долго чистил бедное животное, пока его бока не засверкали.
Ровно в восемь вечера Алексей подскакал к знакомому домику в Праге, соскочил с лошади и наткнулся на Ясю, якобы случайно вышедшую в палисадник.
– Доброго вам вечера, пан офицер! – окликнула она Алексея.
– Здравствуй, Яся. Что жильцы ваши, Кайсаровы? Дома? – спросил капрал, привязывая лошадь к низенькой кованой калитке и отстёгивая от седла картонку с ещё тёплым сладким маковцем.
– Дома, где ж им быть. Пойдёмте, провожу.
Яся подхватила фонарь со вставленной толстой свечой и пошла впереди, освещая лестницу, ведущую на второй этаж. Доведя Алексея до двери, девушка развернулась и с улыбкой посторонилась, пропуская его.
– Стучите громче, – посоветовала она. – У них служанка глуховата.
– Благодарю, – ответил Алексей, подождал, пока Яся спустится, и только после этого постучал.
Дверь открыла ему не служанка, а сама Ульяна Назаровна с подсвечником в руке.
– А вот и Алексей Захарович пожаловали! Здравствуйте, проходите! Елизар, помогите капралу раздеться, – велела она сухонькому пожилому мужчине. – Это денщик моего мужа, – шепнула она растерявшемуся Алексею.
