Но Рэй знал – это ложь. Он чувствовал, что брат страдает. Он всё ещё слышал его голос по ночам.
Сыновья Хантов, Билли и Дени, близнецы одиннадцатью годами старше Рэя, поначалу держались настороженно. Они не были злыми – просто им казалось странным, что в их доме теперь появился «психованный приёмыш». Один из них однажды шепнул другому:
– Он разговаривает во сне. Молится за кого-то… Или с кем-то. Странный.
Но со временем они начали с ним играть. Сначала сдержанно, потом – искренне. Рэй смеялся, бегал по саду, строил домики из веток. Однако в его взгляде всегда оставалась глубина – чёрная, как бездна, в которой когда-то он потерял всё.
Каждое воскресенье Ханты ездили в церковь. Мистер Хант держал Рэя за руку. Миссис Хант одевала ему белую рубашку и расчёсывала волосы с особой тщательностью. Он выглядел как их сын. Он стал их сыном. Даже документы теперь это подтверждали: Рэй Хант. Но когда он вглядывался в отражение в зеркале, он видел не себя. Он видел мальчика с грубыми руками брата, что когда-то держали его ночью, шепча: «Я с тобой».
Он часто просыпался по ночам в холодном поту. Иногда звал брата, иногда шептал его имя, уткнувшись в подушку.
– Ты всё ещё не хочешь рассказать, что случилось? – спрашивала Шарлота однажды вечером, присаживаясь рядом.
– Он остался там, – тихо ответил Рэй. – Один.
– Кто?
– Братик.
она молча взяла его за руку.
Иногда Генри включал ему мультики, приглашал на прогулки, Билли и Дени предлагали поиграть. Но даже в самый весёлый момент Рэй вдруг замирал, глядя в сторону. Его мысли всегда возвращались в Честерфилд. К тому дому. К тому дню. К брату.
Однажды вечером, когда все уже спали, он сидел у окна, глядя в небо, где едва заметно трепетал мотылёк, пролетевший мимо стекла. Маленький, хрупкий, но упрямо тянущийся к свету.
– Он ведь найдёт выход… – прошептал Рэй. – Он сильный.
Прошли годы. Рэй рос в любящей, обеспеченной семье, но внутри него жило то, о чём он никому не говорил – память о Дэриле. Сначала он просто скучал. Затем – начал бояться, что никогда его больше не увидит. Но со временем эта тоска трансформировалась в решимость: он не позволит прошлому исчезнуть.
А в это время, совсем в другой реальности – в сером здании на окраине города, окружённом железными решётками и кирпичными стенами – жил Дэрил.
Он не знал, что его брат спит в мягкой постели и ест свежие круассаны на завтрак. Не знал, что его имя больше не значится рядом с его. Всё, что у него было – это бетонные стены, крики за стенами, и дневной свет, который попадал внутрь через решётки, оставляя узкие полоски на полу.
Сначала он просто молчал. Не отвечал ни на вопросы, ни на приветствия. Он не сопротивлялся – но и не соглашался. Он был, как тень, скользящая по коридорам. Но однажды, в какой-то особенно тихий вечер, когда в коридоре только капала вода из протекающей трубы, он начал царапать себе руки. Сначала – машинально, потом – с намерением. Он смотрел, как капает кровь. С интересом. С одержимостью.
– Что ты делаешь, мальчик? – спросила санитарка, увидев его с окровавленными пальцами.
Он посмотрел на неё и шепнул:
– Я хочу узнать, как умирают.
Её глаза расширились, и она поспешно вызвала врача. Но Дэрил уже вернулся в свою тень. Он начинал получать удовольствие от страха.
Некоторые санитары в больнице презирали его. Один, проходя мимо, бросал:
– Уродливый ублюдок. Смотри, как не загрызи кого-нибудь.
