Сундук оставим, решил Пер. Но как только он получит деньги, надо будет поменять мебель.
– Давай немного проветрим, – сказал он Йесперу. – Надо впустить в дом весну.
Он приоткрыл окно, и комната сразу наполнилась шумом ветра.
Замечательно. Он был очень рад, что ему достался в наследство этот дом. Дом ему и так нравился, и еще больше нравилось то, что он собирался с ним сделать.
– Двести метров до моря, – сказал Пер, когда они затащили чемоданы в маленькую прихожую. – Будем все лето купаться, как тюлени. Ты, я и Нилла.
– У меня плавок нет.
– Достанем.
У каждого из близнецов была своя маленькая комнатка по обе стороны кухни. Йеспер понес туда свой рюкзак. Пер выбрал себе совсем уж крошечную клетушку за кухней с видом на каменоломню и покрытый льдом пролив. Здесь у него будет рабочий кабинет.
Проживет он еще двадцать, тридцать лет – и дом будет жить с ним. В этом он был уверен. Дети смогут приезжать и оставаться, сколько захотят.
Вдруг зазвонил телефон. Пер не сразу вспомнил, где его искать. Сигналы шли из кухни.
Старинный бакелитовый телефон с наборным диском стоял на разделочном столе рядом с плитой. Пер поднял трубку:
– Мернер.
Он ожидал услышать голос Марики или громыхающий бас врача с последними новостями о Нилле, но услышал только слабое шипение – связь с континентом была так себе.
Наконец кто-то прокашлялся, и послышался бессильный старческий голос:
– Пелле?
– Да?
– Пелле…
Кроме умершей матери, только один человек во всем мире называл его «Пелле». Он узнал хриплый голос отца.
Тысячи сигарет и ночные пирушки сделали свое дело. А с прошлой осени, когда Джерри перенес инсульт, он говорил неразборчиво и несвязно. Имя сына он помнил, помнил и номер телефона, но словарный запас сократился до минимума.
Пер перевел сюда телефон из квартиры в Кальмаре, хотя и знал, что Джерри наверняка будет звонить.
– Как дела, Джерри? – спросил он наконец.
Отец помолчал, слышно было, как он затянулся сигаретой. Потом опять кашлянул и сказал еще тише:
– Бремер.
Пер знал это имя. Отцовский помощник на все случаи жизни. Пер никогда его не видел, но было совершенно ясно, что отца с Бремером связывали куда более тесные отношения, чем с Пером.
– Я сейчас не могу с тобой говорить. Я привез детей.
Отец молчал – очевидно, не мог подобрать нужные слова, – но Пер не стал ждать:
– Так что поговорим попозже.
Он аккуратно повесил трубку, не дожидаясь ответа, и вернулся в свою комнату.
Через две минуты телефон зазвонил снова.
Чему тут удивляться? Надо же быть таким идиотом – перевести телефон в летний дом!
Тот же голос:
– Пелле? Пелле?
Пер устало закрыл глаза:
– В чем дело, Джерри? Что тебе надо?
– Маркус Люкас.
– Кто?
Джерри опять прокашлялся и пробормотал нечто вроде «этот сукин сын», но Пер точно не разобрал – по-видимому, Джерри разговаривал с сигаретой во рту.
– О чем ты говоришь, Джерри?
Ответа не последовало. Пер посмотрел в окно на пустую каменоломню.
– Должен помочь Бремеру, – внезапно сказал отец.
– С чем?
– С Маркусом Люкасом.
Отец опять замолчал. Пер опять посмотрел в окно, на этот раз на пролив. На самом горизонте еле виднелась тонкая черная полоска континента. Маркус Люкас? Ему показалось, что он слышал это имя и раньше. Давным-давно.
– Где ты, Джерри?
– Кристианстад.
Последние пятнадцать лет Джерри жил в Кристианстаде, в насквозь прокуренной трехкомнатной квартире.
– Вот и хорошо. Там и оставайся.
– Нет, – сказал Джерри.
