– Ну я вовсе не твой учитель, – отозвался Махакайя.
– Но я хочу, чтобы вы им стали, – смиренно отвечал монах.
– Ты шраманера?
– Да.
– По-моему, Чаматкарана хороший наставник, – сказал Махакайя. – Сколько лет ты провел здесь?
– Я здесь только с весны.
– Откуда же ты пришел?
– Из Нагара[106].
– Из Нацзелохэ? – на свой манер произнося, переспросил Махакайя.
– Да.
– По пути в Индию я был там. И посещал тамошние монастыри, их немало… В пещере видел тень Будды… Но что же привело тебя сюда? В Нагаре есть монастыри, правда, некоторые из них ветшают и стоят почти пустыми. Но и этот монастырь не назовешь процветающим.
Ветер волнами прокатывался по лицу шраманеры, как бы задергивая его прозрачным шелком.
– О Нагара, благое место! – воскликнул шраманера. – Там хранятся следы Татхагаты, и следы одежды на камне, которую он расстелил после стирки, и сандаловый посох…
Шраманера хотел продолжать, но тут раздался грубый крик Возвращения Коня, Хайи:
– Шрамана Махакайя! Вы останетесь без обеда! Вот-вот минует полдень!.. Эй, шраманера, отстань от учителя!
Шраманера быстро взглянул на Махакайю и, опустив глаза, что-то пробормотал на своем языке.
– Ты не мог бы говорить яснее, – попросил Махакайя.
– Он называет вас учителем. Того же хочу и я.
– Пошли, а то и вправду до завтрака будем пробавляться одной водой, – сказал Махакайя, кладя руку на плечо шраманере.
И они пошли к вихаре.
На обед была рисовая похлебка. Еще и лепешки, бананы, сушеный урюк, гранатовый сок. Все ели в совершенной тишине. И Махакайя невольно подумал о том, что сосредоточиваться можно и на обеде, как на солнце или ветре, для достижения созерцательного пространства, именуемого акаша[107]. И это наиболее сложная дхьяна. Дхьяна выводит сознание из сансары[108]. А поглощение пищи – самое сансарическое деяние.
На зубах скрипел песок. Пыль и песок в такую погоду неизбежно оказывались в пище. После обеда все полоскали рот, умывались, прочищали веточками зубы. Не сделав этого, нельзя было близко подходить друг к другу, а тем более дотрагиваться друг до друга. Да, еда – дрова сансары. Поглощение пищи – как топка очага в холодную погоду. Но и прекращать это Татхагата воспретил. Не истязайте себя, учил Будда.
…А в Индии к этому относятся по-другому иноверцы. В городе Праяга[109], который лежит меж двух рек, где есть Ступа Волос и Ступа Ногтей Татхагаты, благоденствует храм дэвов, знаменитый всякими чудесами и дарующий заслуги очень щедро: за одну золотую монету – заслуг на тысячу монет. И если в этом храме покончить с собой, то уж точно родишься на небесах. Там перед входом большое дерево, и под ним валяются кости тех, кто так и поступил, поверив этим лживым утверждениям. Один брахман при стечении народа бросился там вниз, чтобы достичь блаженства, но умные его родичи успели растянуть покрывала, и так он был спасен.
Там, у слияния есть место, называемое так: Поле Великих Даров. Шелковистый белый песочек все усыпает. На этом месте издавна цари и родовитые люди совершают жертвоприношения одеяниями, драгоценностями, которыми украшают большую статую Будды, а потом одаривают монахов, странников, ученых, поэтов и художников, вдов, сирот, нищих, бедных. То же при мне свершил царь Харша. Даже жемчужную булавку из узла своих волос он пожертвовал, сказав, что все вошло в алмазную наитвердейшую сокровищницу. И после этого все подвластные ему правители начинают понемногу наполнять его казну.
