– Ну что, помирились? – раздался голос за спиной, и оба резко обернулись.
Над ними стояла Настя из параллельного класса. Она держала поднос с двумя тарелками макарон и с трудом сдерживала смех.
– Я, конечно, всё понимаю… – сказала она, садясь за соседний стол. – Но спор за булочку – это эпично. Особенно когда звучат слова вроде "дипломатический жест".
Юрий картинно приложил руку к сердцу:
– Мы – люди мира. Мы строим будущее без насилия.
Антон покраснел и уставился в тарелку, но уголки его губ дрогнули.
– Особенно если в этом будущем есть булочки, – добавил он тихо.
Настя усмехнулась:
– С вами весело. Вы как старый комедийный дуэт. Только один серьёзный, другой – слишком артистичный.
Юрий многозначительно посмотрел на Антона:
– Ну вот, даже аудитория появилась. Осталось только микрофон найти.
Антон наконец улыбнулся – по-настоящему. Такой, какой у него бывал дома, рядом с сестрой и мамой, когда всё было хорошо. И в этой улыбке было нечто вроде надежды – что, возможно, не всё ещё потеряно.
Листьяг за окном ложился медленно, словно мир замирал, давая им момент тишины, дружбы и тепла среди суеты.
Глава 4:Мокрые варежки и горячее какао
Цитата: «Зима не страшна, когда дома пахнет любовью и маминым напитком».
Михаил Андреев, сидя в своём кабинете начал размышлять про свою семью, его мысли вертелись вокруг его семьи:
> *"Иногда я прихожу домой и просто стою на пороге. Не потому что тяжело… а потому что не хочу, чтобы момент заканчивался.
Слышу, как Лиза спорит с Антоном – про то, кто кого нарисовал и почему профессоры не ходят в школу. Слышу, как Мария смеётся на кухне. Слышу, как Володя лепечет в своей колыбельке, будто сочиняет стихи на неизвестном языке.
И всё внутри успокаивается. Как будто мир – не страшен. Как будто я не переживал за зарплату, за продукты, за зиму, за будущее.
Иногда мне страшно, что я не могу им дать всего, чего они заслуживают. Что мир может оказаться злее, чем я предполагал.
Но я обещал себе: пока я дышу – они будут в тепле.
Я не из тех, кто много говорит. Но когда я обнимаю Марию или укладываю Лизу спать – я будто говорю без слов: у нас есть мы.
И если однажды кто-то из них потеряется в себе – пусть вспомнит, как отец держал их за руку.
Это всё, что я могу им дать. И, может, этого хватит."*
Михаил думая об этом сидел в темноте, слушая, как за окном гремит гроза. Молнии вспыхивали, освещая комнату на краткий миг, и снова оставляли всё в серой тени. Он не любил грозу. Она почему-то всегда приносила с собой воспоминания, в которых было слишком много боли. Он задумался о будущем, о детях… и вдруг —
Тук-тук.
Он вздрогнул от стука в дверь. Подумал – Мария? Но её шаги он бы узнал сразу.
Осторожно подошёл, открыл.
На пороге стояла Лиза. Маленькая, с чуть дрожащими губами и испуганными глазами. В руках она сжимала плюшевого зайца, а волосы прилипли ко лбу – то ли от слёз, то ли от влажного воздуха.
– Папа, – шепнула она, – я… я испугалась грозы.
Михаил сразу присел, открыл объятия, и девочка мгновенно спряталась в них, словно в крепости.
– Прости, что разбудила… – прошептала она, уткнувшись в его рубашку.
– Что ты, Лиза, – прошептал он, гладя её по волосам. – Даже если гроза в небе, здесь всегда будет тихо и безопасно. Потому что я рядом. Потому что мы – семья.
Он прижал её крепче. На миг ком в горле не дал ему говорить.
– Пап, – пробормотала она, немного успокоившись, – а ты и мама… вы ведь тоже когда-то боялись?
