Чуть не плача, несусь в школу. Благо, близко находится. Забегаю, пролетаю по лестнице мимо испугавшейся технички Альбины Александровны. Вот 20-й кабинет. Замираю на секунду. Набираю воздуха, стучу.
– May I come in?
Председатель комиссии строго кивает. Все что-то пишут. Морщатся над листами. До конца экзамена двадцать минут!
Тяну билет из остатка. Иду на заднюю парту. Чувствую на себе недоумевающий взгляд учительницы. Пульс барабанит в висках, сердце колотится, как птица в клетке. По пути одноклассник выразительно крутит глазами – SOS! Незаметно забираю бумажную полоску с его вопросом и бегло пишу тезисы. Только отдаю, как его вызывают. Я следующая.
Успеваю пробежать в памяти свои два вопроса. Писать уже некогда.
– Cherednichenko. Are you ready?
– Yes.
Выхожу. Отвечаю. Четко. Так, как надо. Оценка? Пять! Ф-фу-у-у-ух-х. Пронесло.
В иняз поступила-таки, только теперь каждый раз ставлю по два будильника перед ответственными мероприятиями. Не дай Бог пережить этот ужас еще раз.
Космонавтики
На астрономии играли в карты,
С Канальской горки изучали звезды,
В движеньях облаков читали ветры
И покоряли космос от любви.
Не расставались с выехавшим Бродским,
Гуляли по пустынным автострадам,
Считали дни рождения вселенной,
Без устали прокручивая мир.
Ловили отзвук лунного молчанья,
В разлук сугробах кипятили чайник,
Летали в неизвестность, как Гагарин,
И падали, как тот метеорит.
Так безграничны, юны и беспечны,
Не замечали, что Ковшом оскален
И Ориона поясом затянут,
бездонной
ненасытной
выси
лик.
12 апреля 2021 г.
Глава 17. Сон про десятый «Б»
Кубометры воды заполняют кабинет химии. Какое-то странное чувство пронимает живот, макушку. Хочется крикнуть: «Помогите!» Но звук не выходит. Я тону… Дышать становится нечем. Вдруг кто-то резко хватает за руки. Тянет на поверхность.
Первое, что помню – мокро глазам. Над головой ударяет светом люминесцентная лампа. Какие-то резиновые трубки вьются надо мной. Размытые силуэты. Сосредоточенные лица врачей.
– Аппарат искусственного дыхания можно отключать.
– Русалка, помнишь, как здесь оказалась?
– Нет.
– В реанимацию доставили из бассейна.
Один нырок на уроке физкультуры. Пара минут клинической смерти. Искусственное дыхание. Скорая. Вертолет из Мурманска. Белые тапочки покупать не пришлось.
В дни реабилитации одноклассники приносили жвачки и воздушные шарики. Пичкали шутками. Расспрашивали про загробную жизнь.
Что дальше? Поиск ответов и смысла. Экстрасенсы, гадалки, целители. Одни говорили, что я утонула из-за родового проклятья – мол, утопила младенца женщина в роду, другие чистили ауру с помощью каких-то железок, третьи делали расклады на счастливую жизнь и снимали порчу. В то время Кашпировский и Чумак заряжали воду и крема с экранов телевизоров, и это не казалось чем-то сверхъестественным. Казалось, людей накрыло всеобщим одномоментным безумием.
Тонны часов с вопросом «Почему?», Ницше, Шопенгауэр, Павич, за ними и «Doors». Тусовки в подъезде, маргинальные компании – при имидже круглой отличницы. Родные заблудшие души, «Герои Перестройки», искатели истины, иуды и друзья. Где вы теперь? Кто остался на связи? Кого пощадила судьба? Кто ничего не забыл?
Выпускной. И уроки иного уровня. Похоронить друзей. Закончить учебу. Пройти через вызовы времени. Снова остаться в живых. Наконец проснуться. Отпустить прошлое. Выдохнуть. Понять, что никогда не поздно родиться заново.
