–Вас понял, капитан, – сказал Лев и вошел внутрь.
–Павел Игоревич, что вы будете с ним делать? – оставшись наедине с директором, спросила воспитательница.
–Да что-что… Не убью же я его! Усажу на стул, растолкую, что так не делается, напомню, что мы ему не враги. Только толку в этом мало! Сбежит, наглец, через месяц, а то раньше. Книжку, может, какую посоветую… Пускай читает. Хоть что-то.
Прошло пять минут. Лев все еще не выходил.
–Почему так долго? Он там уснул что ли? – заметно нервничал директор. – Надь, зайди, посмотри, что с ним.
Надежда Игнатьевна вошла внутрь, а через пару секунд выскочила с ошарашенными глазами.
–Его там нет!
–Как нет? – заорал директор.
Внутри и правда никого не было. Были две кровати и один шкаф, закрытое окно, решетка на месте. Директор вместе с воспитательницей обыскали каждый угол, но Лев будто испарился. Но почему будто?
Лев открыл глаза. Вода, кругом вода: в носу, ушах; затекло под веки. Темно. Холодно. Лев крутился, нервно озирался по сторонам. Наверху, сквозь толщу воды, еле различимы были проблески света, крохотный огонек, пробивавшийся сквозь водный массив.
Вынырнув, Лев обнаружил, что светила яркая Луна на ночном небе, а сам он бултыхался в каком-то мутном озере. Он брасом поплыл к берегу, торопясь и жадно заглатывая воздух. На четвереньках выполз на твердую землю, прилег на траву и громко засмеялся. Постепенно смех сменился отчаянным воплем.
–Чего разорался то? – из темноты раздался женский хриплый голос. – Премерзкой голосиной своей ночную тишину портит.
Лев слегка побелел. Уверенный, что компанию ему составляли бульканье воды с собственным дыханием и ничего, никого больше, он резко вскочил и заметал тревожные взгляды, пытаясь отыскать пугающий источник звука. Лунный свет достаточно хорошо освещал округу, но в радиусе двадцати метров не билось сердце живого существа. Позади Льва простирался лес с шумевшей капризной листвой, справа поле, слева поле, спереди уже знакомое озеро. Естественная, деревенская, благоговейная тишина. Но вдруг, где-то на берегу, послышалось возбужденное хлюпанье воды вперемешку с пением.
–Я сегодня съела мушку, говорила мне подружка; все ты врешь гнилая жаба, я-то знаю, ты брехушка! – тихо звучала детская песенка, мотивом схожая с частушкой, – а вчера ты говорила, что нашла мешок муки! Соврала опять, зараза, ты давай мне тут, не лги!
Лев нехотя опустил глаза на гладь озера и увидел маленькую девочку, стиравшую тряпочки в озере. Она была одета в платье, похожее на мешок картошки; босая, с кровавыми мозолями и натоптышами. Ручки и личико ее были испачканы, а грязные волосы заплетены в тоненькую косичку. Получше приглядевшись, Лев распознал полоскавшиеся вещи – его собственные.
–Эй, девочка! Что это за место? – спросил он непроизвольно резко.
–Ох, глупенький, ты что же, не знаешь, как называется озеро? – не оборачивалась писклявая девочка.
–Не знаю… Ты мне скажешь? – продолжал Лев. – Скажешь, в какой я стране сейчас? Или, может быть, мире?
–Аха-ха! Ну ты, конечно, дурачок! Не знаешь, как называется мир, в котором живешь! – девочка смеялась, держась руками за живот. – Моя собачка и то умнее тебя будет!
–Продолжай смеяться. Я от тебя ничего, по-видимому, не добьюсь.
После этих слов девочка то ли разрыдалась, то ли рассмеялась. С ней приключилась самая настоящая истерика. Она валялась на земле, держась за живот, и хохотала, и хохотала, как безумная мартышка.
