–Дай мне вещи свои забрать, пожалуйста, – ни на что слишком не надеясь, произнес Лев.
Девочка резко прекратила смеяться. Она встала и уперла руки в бока.
–С чего это они твои?
–Потому что мои, – отвечал ей Лев, но видел, что это не особо убедило девочку, – предположим, что не мои. Чьи тогда?
–Мои.
–По размеру не подойдут. Я же их в руках держал, когда…
–Когда что? – залюбопытствовала девочка.
–…когда в озеро упал. Ну, все, хватит болтовни. Отдавай мне мои вещи!
–А ты попробуй, отбери! – крикнула девочка и показала язык.
–Сама напросилась.
Лев подошел к ней, ухватил под мышки, приподнял и поставил на ноги позади себя.
–Эй! Так нечестно! – крикнула девочка со слезами на глазах.
–Конечно, нечестно, – Лев, озабоченный вылавливанием мокрых вещей, не обращал внимания на хныкавшую девчонку, – вещи чужие присваивать – вот, что нечестно.
–Слышь ты, ублюдок! Я сказала, что это, мать твою, нечестно! – голос произнесшего это человека совпадал по интонации и хрипоте с услышанным на берегу.
Лев медленно повернул голову, ожидая встретиться с агрессивной, страшной, запрограммированной защищать ребенка, матерью или бабушкой притихшей девочки. Но какого же было его удивление, когда выяснилось, что эти слова прорычала та самая ночная врушка, лившая слезы ручьем и певшая не совсем детскую песенку.
–Что ты пялишься на меня? Я тебе сейчас позвоночник через попу выдерну, а потом через рот на место вставлю! – голос девочки с каждым словом менял тональность на более низкую.
Ее глаза заливались краской, корявенькие пальцы сжимались в кулаки, да так, что ногти оставляли кровавые отметины на ладонях; вена пульсировала на лбу, вылез злобный оскал из прогнивших зубов. Лев в ужасе смотрел на это существо, вселившееся в тело девочки, а оно смотрело на Льва.
Наигравшись в гляделки, монстр разбежался, прыгнул на свою жертву. Существо кусало, царапало, рвало волосы Льва. Тощие руки и ноги чудища вцепились в тело Льва с такой силой, что их было не оторвать. Но, в какой-то момент, резко вытянув левую руку вперед, жертва таки сумела уличить мгновение и вцепиться в волосы мутировавшей девочки, оттянуть ее от себя. Держа существо за шкирку на вытянутой руке, Лев заметил на ее лбу сросшийся шрам в виде небольшого круга, вписанного в квадрат. Вообще, картина нарисовалась страшная: ребенок, посреди поля, ночью, поет песенку и стирает одежду. А тут еще оказывается, что она то ли больная, то ли проклятая.
Не призывая долгие раздумья, Лев бросил взбесившуюся бестию в озеро, схватил вещи, какие успел, и рванул в лес. До его ушей еще долго доносилось ее рычание, порою переходившее на вой.
***
Лев, не останавливаясь, несся через темную чащу леса. Он не знал, куда бежит. Спотыкаясь, падая, бежал. Через двадцать минут лесного кросса, он перешел на шаг. Еще через двадцать, Лев совсем замедлился и сделал остановку. Было необходимо подумать.
Во-первых, стоило бы сменить мокрую и грязную одежду, в которой он еще лазал по канализации, на просто мокрую. Во-вторых, надо было выбрать какое-нибудь четкое направление. Неважно какое, главное не бежать бессмысленно. Переодевшись, Лев забрался на ближайшее дерево, очень толстое, с желто-зеленой корой. По всему стволу были беспорядочно разбросаны коричневые выемки, диаметром не более трех сантиметров (как бы не заразиться хрен знает чем). Крону дерева населяли желтые треугольные листья. С виду, дерево напоминало располневшую, мутировавшую березу. Забравшись на его верхушку, не без помощи тех самых выемок, Лев завертел головой.
