Кто такая Анчоус? - страница 2



Из детского сада помню, что кровати у нас стояли в три яруса. Дети вокруг много ворочались, дрались, а однажды один даже описался. Мне было неприятно лежать неподвижно в такой компании, и однажды я попросилась не спать в обмен на помощь нянечке: убирать со столов после обеда и раскладывать игрушки. Воспитателям эта идея так понравилась, что я стала их неофициальной помощницей. И вдруг поняла: лучше бы я просто продолжала лежать. Но сказать об этом постеснялась и теперь завидовала тем, кто беззаботно дрался подушками или ворочался. Есть воспоминание из санатория, куда я ходила с мамой целый месяц. Процедуры вроде ультрафиолетового прогревания горла и носа, зарядка…

В детстве я говорила слишком быстро и… плевалась. Не нарочно, конечно, но слюней было так много, что мне даже сделали операцию – зашили уздечки на губах, чтобы они плотнее прилегали ко рту. До этого я могла дотянуться верхней губой до носа, а нижней – до подбородка. Мне казалось это забавным, я любила так играть. А потом – синие нити швов, странное ощущение во рту и осознание, что теперь так уже не получится.

Глава 5

Больше всего я любила устраивать танцевальные номера и показы мод для родителей. У нас были специальные коробки, куда мама складывала странные, но интересные вещи – такие не наденешь в повседневной жизни. А ещё было ателье, где нам отдавали обрезки тканей. Я до сих пор помню, как однажды после парикмахерской, куда меня отвели из-за спутанных волос, мы зашли туда. Пока мне больно и неприятно распутывали волосы, я едва сдерживала слёзы. Но настроение мгновенно взлетело, когда мне разрешили самостоятельно порыться в запасах и выбрать всё, что захочу, – даже самые необычные ленточки и пуговицы.

Я продумывала 3–4 образа, выбирала музыку и устраивала дефиле перед уставшими после работы родителями. Они неизменно досматривали 2–3 моих танца, слушали, как я пою, и даже хлопали. Их терпение было поистине железным.

У мамы была тетрадка со словами песен – сначала она вела её для себя, но со временем тетрадь перекочевала ко мне. Днём я разучивала тексты, а вечером с воодушевлением пела перед родителями. Я искренне верила, что моё пение – это лучший подарок для них.

В начальной школе мы с одногруппницами танцевала и даже выступали на разных мероприятиях. Мама заказывала костюмы, некоторые из них до сих пор дома хранятся, их носили обе моих сестры.

В средних классах, когда мама увлеклась песнями Агутина, я решила сделать ей приятное. У нас был диск, и, перематывая его на магнитофоне десятки раз, я выписывала все тексты в её тетрадь. Как сейчас помню: я пела для неё «На сиреневой луне».

Позже к моему хобби присоединились двоюродная сестра Женя и младшая сестра Катя. У Кати вкус и интерес к одежде сохранились до сих пор, а мой, кажется, остался в детстве. Теперь для меня главное – чтобы одежда была практичной и её можно было носить несколько дней подряд.

Иногда мы разыгрывали сценки из Ералаша для родителей, а на праздники мама придумывала нам целые сценарии для выступлений перед родными. Я любила шутить и веселить близких – это был мой способ сделать жизнь родителей легче и радостнее. Дети чувствуют, когда могут подарить родителям улыбку, и в ответ получают любовь и внимание.

И даже в этой книге я задаюсь вопросом: как мне сделать так, чтобы вам было уютно, тепло и интересно проводить время рядом со мной? Возможно, для писателя это даже важнее его фантазий о наградах и премиях. Моя награда – если после прочтения книги вы скажете: «Какая интересная все-таки это штука – жизнь».