Так прошло два года. Накануне первого сентября третьего года обучения дядя, вернувшись из района поздно вечером, дал мне несколько тетрадей, карандаши и книгу жёлтого цвета с рисунком правой руки на обложке.
– Завтра поедешь в школу, сынок, в первый класс. Ты уже большой мальчик, должен понимать, что учиться надо как все, а не как приложение.
Я очень обрадовался новоприобретениям. Теперь и у меня были предметы, с помощью которых другие дети выполняли задания учителей. Придя в школу, я, разумеется, прямиком прошёл в класс, где находилась сестра, и аккуратно сел рядом с ней, разложив перед собой книги и тетради. На первом же уроке появилась учительница Саялы и перевела меня в свой, то есть в первый класс. Короче, повторилось почти то же самое, что уже однажды было, но без избиений. В конце концов дядя, он же директор школы, велел учителям оставить меня в покое, но записать в журнал и спрашивать уроки с меня со всей серьёзностью. Легко сказать! Какие уроки можно требовать от человека, который буквы-то толком не знает? Учителя не дураки. Они это тоже хорошо понимали, а посему записали меня в журнал и навсегда оставили в покое.
В начале седьмого класса к нам в деревню приехал с семьёй новый преподаватель по физике-математике. Это был простоватый мужчина средних лет с университетским образованием и, как утверждали взрослые, дальний наш родственник. В первые же дни своего учительствования он, познакомившись с моим уровнем знаний, пришёл в ужас:
– Никогда в жизни не думал, что в седьмом классе может находиться ученик вообще без каких-либо школьных знаний, – сказал он мягким голосом и продолжил заниматься с другими учениками.
Когда я учился в аспирантуре, учительница Саялы, услышав, что я приехал домой, зашла к нам и во время чаепития рассказала, какой разговор произошёл между Аскеровым Али – так звали нового учителя по математике – и моим дядей в кабинете директора в присутствии большинства учителей:
– Послушай, Бабир, – так звали моего дядю, – что за дебиловатый мальчишка путается под ногами в седьмом классе и почему его фамилия значится в журнале?
– Потому что он ученик того самого класса.
– Послушай, Бабир, я не помню, чтобы ты был заядлым шутником, и какой я шутник, тебе тоже известно. Может быть, он единственный сын какого-нибудь высшего руководителя, и вам приходится терпеть его присутствие здесь?
– Он единственный сын Имрана.
– Какого Имрана?
– Моего старшего брата, который, как тебе известно, не вернулся с войны.
Как рассказывала Саялы, после этих слов преподаватель математики покраснел как рак, его глаза блуждали так, что можно было подумать, что они вот-вот вылезут из глазниц. Он не понимал, как от известного на весь свой народ историка и организатора, каким являлся мой отец, мог выродиться такой, как я, бездельник, и винил в этом дядю:
– Послушай, Бабир, – говорил он, – ведь если б не его отец, ты бы сейчас скотину пас или отары овечьи где-нибудь в горах. Разве ты не понимаешь это? Ведь я хорошо помню, как он заставлял тебя учиться. Помнишь, однажды ты, обидевшись на его натиск, убежал из дома? Тогда твой покойный брат, отец этого мальчугана, был директором средней школы. Так вот он бросил все свои дела и отправился по деревням искать тебя и не вернулся, пока не нашёл и не привёл обратно. Ты был задиристый, любил потасовки, и из-за этого тебя часто выгоняли из педучилища, где ты учился. Сколько раз бедному Имрану приходилось ездить в Агдам, где находилось училище, искать нужных людей и восстанавливать тебя в училище! Ты забыл всё это? А теперь, когда его нет…
