Я не помню ни одного школьного товарища, который впоследствии стал бродягой или бездельником. А ведь страна тогда всё ещё восстанавливалась от разрухи войны. Видимо, восстанавливаться после войны проще, чем после криминала.
В числе тех, кому по окончании средней школы давали тридцать рублей для поступления в институт, значился и я. Получив аттестат, характеристику и три штуки хрустящих красных десяток, я отправился к месту, где обычно собирались деревенские и ожидали какую-нибудь бортовую машину, чтобы добраться до нужного места. Проходя мимо парикмахерской будки Имрана, я увидел стоявшего рядом с будкой Ягуба. Агаев Ягуб был одним из тех редких исключений, которые, будучи жителями района, учились не в Бине, а в нашей школе. Очень аккуратный и воспитанный парень, он по мере возможности не давал местной шпане обижать нас, деревенских. Его старшая сестра Фирангиз работала врачом в нашей деревне и для решения многих вопросов пользовалась авторитетом моего дяди, без помощи которого в деревне жить молодой и симпатичной девушке было трудно. Именно по этой причине их семья очень уважительно относилась ко мне, и несколько раз почти насильно притаскивали меня домой, угощали домашними приготовлениями. Ягуб на год раньше меня окончил среднюю школу и учился в каком-то институте. Он тоже увидел меня и подозвал. После нескольких обычных вопросов он поинтересовался, в какой институт я собираюсь поступать. Я не мог ничего ответить, так как не знал ни одного института и вообще для чего они нужны. Узнав, что школа мне выделила деньги на дорогу и проживание и что сейчас все мои родные находятся в горах, он сказал:
– Послушай, Чингиз, я знаю, что ты кроме учёбы ни в чём не разбираешься. Чего доброго потеряешь и эти тридцать рублей и в институт не поступишь. Давай пойдём к нам. Пообедаешь у нас, а я позвоню сестре в деревню. Вечерком на чём-нибудь поедешь к себе. Завтра утром подойдём к ней, и она тебе все документы приготовит для поступления в институт. С этими документами ты приедешь в Кировабад, и там я тебе подскажу, что надо делать дальше.
Он сказал, что его вместе с несколькими студентами выделили для оказания помощи приёмной комиссии, и он завтра уезжает туда. Их обязанностью было находиться в специально выделенных для абитуриентов классах, чтобы помогать тем правильно заполнять требуемые приёмной комиссией документы.
– Спросишь у кого-нибудь, где находится главный корпус сельскохозяйственного института, а там сразу увидишь меня. Дальше я тебе помогу во всём, – сказал он.
Я так и поступил. А когда через два дня приехал в Кировабад и пришёл в институт, увидел Ягуба, который в окружении абитуриентов отвечал на вопросы. Документы мои были в порядке. Надо было заполнить форму заявления, написать на специальном бланке автобиографию и пройти медосмотр.
– На какой факультет хочешь поступать? – спросил он меня.
Мне было всё равно, да и не знал я, какие тут имеются факультеты и чем они отличаются друг от друга. Поэтому в графе «факультет» написали «зоотехнический», то есть тот, на котором учился Ягуб.
Трудности возникли с медосмотром. Дело в том, что медсвидетельства, которые мы привезли с собой, считались недействительными без визы врача, специально нанятого институтом. Это был военный врач, армянин, он занимал маленькую комнатушку рядом с аудиторией, где находились абитуриенты. К нему стояла большая очередь. Я также занял очередь и стал ждать, но вскоре убедился, что эта очередь ничего не значит. Вокруг шныряли молодые армянские ребята. Они подходили то к одному, то к другому, о чём-то с ними договаривались и заходили в кабинет врача без всякой очереди. Увидев мой интерес к происходящему, один из этих армянских ребят подошёл ко мне.
