– Хочешь без очереди утвердить медсправку? – с характерным армянским акцентом спросил он меня.
– А как это сделать?
– Даёшь мне шесть рублей и медсправку свою, или пойдём со мной к врачу. Он подпишет, поставит печать – и все дела.
– Шесть рублей?
– Да, всего-то два трояка, немного, правда?
Я ничего не ответил и отвернулся от него. Подошёл Ягуб.
– Что-то очередь твоя не двигается, – заметил он.
Я объяснил ему ситуацию. Он засмеялся и, сказав: «Я совсем забыл», взял меня за руку и завёл к врачу.
– Ты всё ещё продолжаешь по-старому, товарищ майор? Я думал, ты больше этим делом не занимаешься, – обратился он к врачу.
Врач клялся и божился, что никакими беззаконными делами он не занимается и никогда не занимался, и, вообще, всё это чушь, придуманная теми, кто ненавидит армян.
– Ладно сказку-то рассказывать. Я сам в прошлый раз отдал шесть рублей твоим гонщикам и…
– Какие-то сволочи, – прервал Ягуба врач, – обманным путём обдирают ребят, а я, значит, виноват? Это же…
– Хорошо, хорошо, – остановил его Ягуб, – пусть будет по-твоему, и в доказательство своих слов отпусти этого мальчика. Он, видишь ли, интернатовский и, как видно по нему, лишними деньгами не располагает.
Врач укоризненно посмотрел на Ягуба, потом на меня и сказал:
– Сначала ему подрасти надо, ну хотя бы помыться, а потом уже думать об институте.
– Это уж не твоё дело. Руки, ноги на месте – ну и поставь свою знаменитую печать и не задерживай нас.
Врач ещё что-то говорил относительно того, что он всегда уважал и уважает таких, как Ягуб, молодых и энергичных людей, и в дальнейшем готов выполнять его просьбы, но было бы справедливо, если и он, как подобает приличным людям, сказал бы пару слов членам комиссии в защиту бедного врача, у которого злые языки хотят отнять кусок хлеба.
Документы принимали на втором этаже. Указав мне на дверь, Ягуб сказал:
– Отдашь документы, возьмёшь справку и направление в общежитие. Я буду внизу, – и ушёл.
Как я потом узнал, это был кабинет директора института. Сам директор, он же председатель приёмной комиссии, профессор Мехтиев, стоял у окна и смотрел на улицу. Двое пожилых мужчин сидели друг против друга и рассматривали газеты. Отдельно от всех, за маленьким, явно не принадлежащим этому кабинету столом сидела ярко крашенная женщина, русская по внешности. На неё и показали те двое, когда я подошёл к ним. Женщина брезгливо приняла стёртую, с размазанными чернилами газету, внутри которой находились мои документы, и начала изучать их.
– Товарищ профессор!
– Что такое? – не оборачиваясь, спросил он.
– У этого мальчика возраст не соответствует, чтобы быть принятым в институт. Как мне поступить?
Профессор повернулся к нам, долго и изучающе смотрел на меня, а потом спросил её:
– Сколько месяцев не хватает?
– Ровно полтора года, – ответила она.
– Полтора года? – недоумённо спросил профессор. – А как он аттестат получил?
Ответа не последовало.
– Пусть едет к себе и приедет поступать через два года, – сказал он и снова стал смотреть на улицу.
Женщина кое-как сложила мои документы и кончиком одного пальца подвинула в мою сторону.
Выйдя на улицу и обмозговав то, что произошло, я пришёл к выводу, что здесь что-то неестественно, не так, как следовало бы. Ведь окончил же я среднюю школу, при чём тут возраст? С этими мыслями я дошёл до мечети. Красивое здание. Я впервые видел настоящую мечеть. Особенно поразили меня минареты, настолько они были изящны и в то же время величественны. Я крутился около этого здания и думал о возможностях человеческого разума. Уже студентами института мы с Риммой проходили мимо мечети во время обеденной молитвы, и двое служителей, стоя на самой вершине минарета, мощными голосами поочерёдно выполняли обряды азана. С высоты минарета мужчины эти были еле заметны, но голоса их доносились далеко за окраины города. Римма остановилась и посмотрела вверх, щурясь и протирая очки, но так ничего и не увидев, спросила меня:
