– Я, конечно, понимаю, что ты намного грамотнее меня, – продолжал он, – и я уступил бы тебе это место, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что через два месяца мне исполняется сорок пять лет, после которых меня ни в какую аспирантуру не примут. Вот я и пришёл к тебе посоветоваться, как мне быть?
То, что он рассказывал, было правдой, и по всему вытекало, что только он один имеет моральное право занять эту вакансию. Я это понимал и поэтому спросил:
– Вы договаривались с преподавательницей английского языка насчёт оценки?
– Да, – ответил он, – она обещала поставить мне тройку, и этого мне достаточно, чтобы поступить.
– Давайте договоримся так, Сабир, – сказал я ему. – Вы решили вопрос с преподавательницей английского языка, и она вам ставит положительную оценку. Я же в английском не так силён, как по другим предметам. Может быть, я и не сдам экзамен. Чего заранее беспокоиться? Но если я сдам этот оставшийся предмет, я пойду к директору и попрошу, чтобы он перевёл меня в другое место. Я слышал, что по разведению животных на три места остался только один человек. Я попрошу его перевести меня туда, я могу и экзамен по разведению сдать. Все эти предметы я неплохо знаю.
– А если он не согласится? – спросил Сабир.
– Если он не согласится, я забираю свои документы – и прощай исследовательский институт. Мне двадцать три года, успею ещё. Устраивает вас это?
Он заметно повеселел.
– Я могу быть уверен в этом? – спросил он.
– На сто и более процентов, – ответил я.
– Вы настоящий человек, Чингиз. Век не забуду.
Он полез во внутренний карман пиджака и со словами «ты недавно работаешь, наверно, туго с финансами» положил на стол несколько купюр. Не знаю, что он прочитал на моём лице, но тотчас поспешно забрал свои деньги со стола и, извинившись, вышел из комнаты.
Преподавательница английского языка, которая приехала принимать у нас экзамен, пустила всех в зал, раздала листы, карандаши и по два текста – один для перевода, а другой для чтения. Тут же лежали несколько маленьких англо-русских словарей для пользования. Впрочем, всё было организовано так, что человек, имеющий представление об английском языке, вполне мог сдать экзамен и получить положительную оценку. Я и Сабир были спокойны. Я сразу понял, что отвечу на эти вопросы, а он знал, что тройка ему обеспечена. Остальные же соискатели бегали по залу, приставали друг к другу и преподавательнице со всякими дурацкими вопросами. Один почему-то потребовал, чтобы ему дали русско-азербайджанский словарь, на что преподавательница ответила, что она по-азербайджански не знает. В общем, полный бедлам.
Закончив перевод, я попросился отвечать. Прочитав мой перевод, она осталась довольна, тем более заметила, что я словарём не пользовался. С чтением тоже получилось неплохо, и преподавательница, сказав, что ещё чуть-чуть и я дотянулся бы до «отлично», написала мне «хорошо», и я вышел. Вторым ответил Сабир, и я решил ждать его, чтобы он не думал, что я сбежал. Вскоре вышел и он, и мы вместе поднялись на второй этаж. Директор института был один в кабинете и сразу принял нас. Узнав, что мы оба сдали последний экзамен, он обратился к Сабиру:
– Товарищ Мехтиев, как вам известно, я знаю, что место это выделено для вас, но и вы, наверное, понимаете, что Алиев более достоин быть зачисленным на него, чем вы. Но чтобы быть справедливым, я решил принять вас обоих. Я уже позвонил заместителю министра по науке и вашему родственнику. Оба они обещают помочь выделить дополнительно ещё одну вакансию по биологии размножения сельхозживотных. Я уже приготовил соответствующее ходатайство. Однако если посылать это по почте и ждать ответ также по почте, пройдёт уйма времени, а приказ по результатам приёма задерживать особо нельзя. Вот ходатайство, возьмите его и выезжайте сегодня же в Баку. Я вам даю три дня сроку. За это время приедете с положительным ответом – значит, всё хорошо, нет – пеняйте на себя, в приказе будет фигурировать Алиев, не вы. Всё понятно?
