Несколько минут спустя Барковский с кольтом, благоразумно спрятанным в кармане пальто, появился у вагона и пробрался в первый ряд собирающейся публики. Тельнецкий, отдавая распоряжения солдатам, кивком и краткой улыбкой поприветствовал его, одновременно выражая благодарность. Барковский сделал шаг в его сторону, собираясь спросить, где его жена и дочь, но новый командир полка незаметно рукой показал остановиться. Барковскому не нужно было объяснять, что означает этот жест, он сделал вид, будто является простым зрителем.
В толпе Анастасия с дочкой нашлись быстро, по сути, они сами нашли главу семейства и тот, обрадованный, обнял и расцеловал своих любимых при зеваках, что было ему совершенно не свойственно, и предложил поскорей отправиться домой. Быстро уйти с вокзала не получилось. Никанор Иванович полез к Барковскому со своими просьбами и волнующими его вопросами. Они немного поговорили и расстались, каждый при своём.
До кареты никто из Барковских не сказал друг другу ни слова, хотя Анастасия подумывала упрекнуть мужа за то, что тот не поддержал Никанора Ивановича, но какая-то обида на просящего оставалась, и она решила не вмешиваться.
Как только все уселись в карету, глава семьи тут же обратился к жене и дочери:
– Простите меня, мои дорогие. Вчера я действительно не видел другого решения.
На слова главы семейства Анастасия не ответила, она мокрыми глазами смотрела на мужа и пыталась как-то сдержать чувства. Евгения, воспользовавшись паузой, обратилась к отцу:
– Папенька, вы всегда говорили, что есть и другие решения, нужно только поменять точку зрения на проблему.
После сказанного Евгения села рядом с отцом, взяла его руку и продолжила:
– Вы меня учили: если отделить эмоции от проблемы, то останется только ситуация, которую можно спокойно решить.
– Так и есть, доченька. У проблемы всегда есть много решений, но вы были под угрозой расправы, и вас нужно было вывести из-под этой угрозы. Прятать вас в городе – не решение, всё равно вы бы остались на подконтрольной территории, и вас бы нашли, – ответил Барковский дочери, потом перевёл взгляд на жену и обратился к ней: – Любимая, не сердитесь на меня. Я знаю, сейчас вы на меня сердитесь. Я сегодня чудом остался жив. Не знаю точно, только догадываюсь, кто меня спас, и моё спасение необъяснимо. Наверное, Бог вмешался и решил иначе. Значит, мне ещё рано умирать.
Анастасия посмотрела на мужа и в очередной раз заплакала. Дочь обняла отца. Её мать последовала этому примеру и обратилась к мужу:
– Александр, когда это кончится? Будем у нас мир, как раньше?
– Любимая, этого не знает никто… Вёрст за двести от нашего дома немец остановил свой марш на восток. Мирный договор вроде подпишут, а может, уже подписали, но что-то идёт не так. Война может возобновиться в любой момент.
– Давайте исполним наш долг перед Ольгой Петровной и уедем. Не знаю куда, но уедем, – обратилась Анастасия к мужу.
– И перед Григорием Матвеевичем, – не отвечая на предложение, грустно сказал Барковский, немного опасаясь непредвиденной реакции.
– Что – и перед Григорием Матвеевичем? – спросила Анастасия мужа, не желая осознавать ту беду, которую он имел в виду.
