Куда улетает Ангел - страница 12

…Восход солнца нового дня уже приближался. Параскева проснулась по привычке рано, но встала не сразу. С минуту еще понежилась в супружеской постели, ощущая почти забытое тихое дыхание и мягкое тепло своего любимого. Игнат был очень нежен с ней, казалось, что в эту их первую ночь после долгого расставания, длившегося больше года, она едва не умерла от распаленной, неудержимой любви и неожиданно вернувшегося счастья. Но вместе с бесконечным блаженством, наполнившем все тело женщины, в ее сердце снова вернулась прежняя тревога за мужа. Вчера признался, что не может оставаться здесь и должен уйти к партизанам.

– Что же будет завтра, Игнат? – снова и снова шепотом спрашивала у него Параскева, но муж молчал. Женщина поняла, что ответа на этот вопрос не знал никто, даже ее любимый.

Она решилась встать и потихонечку выскользнула из постели.

– Ранняя пташка, Параскевочка моя, ты куда? – проснувшись, сонным голосом спросил Игнат.

– Спи, мой любимый, спи… – она наклонилась и с благодарностью за эту долгожданную и счастливую ночь сладко поцеловала мужа. – Я всегда рано встаю…

Светало. Набросив на плечи теплый платок, Параскева вышла на крыльцо и сразу почувствовала что-то неладное: во влажном и неподвижном воздухе устоялся горьковато-едкий дым. Застыв на одном месте, долго пыталась понять, с какой стороны прибился в Веснянку этот чадный запах, но – безрезультатно. Босоножь она медленно прошлась по двору. Ногам было очень приятно ступать по мягкой траве, на которую опустилась прохладная роса. И вдруг Параскева осознала, что смолистый запах гари ощущался везде.

Первое, что предположила, – лесной пожар, что было похоже на него: не раз с отцом-лесником ей приходилось тушить подпалы и самовозгорания. Скорее всего, несмотря на обильную влагу от прошедших дождей, загорелся недалекий сосновый бор. Именно оттуда, от дороги, ведущей к соседним деревням и к райцентру, ползучий, едкий дым, несмотря на безветренную погоду, добрался до Веснянки.

Однако что-то ее все-таки настораживало в этом тяжелом запахе. Только Параскева не могла понять, что именно, но ощущение чего-то плохого, какой-то страшной беды, не покидало ее ни на минуту.

Вдруг где-то вдалеке она едва расслышала знакомый гул. Долго перебирала, на что он похож, но что-то ей подсказывало, что работал двигатель автомобиля. Он то пропадал, то появлялся и снова надолго утихал.

Параскева вдруг вздрогнула от неожиданности: в утренней дремотной тиши, наполненной этим густым дымным смогом, ее окликнул взволнованный женский голос.

– Параскева, ой, добре, что не спишь…

Женщина оглянулась и увидела у калитки еще моложавую, не более сорока пяти лет, тетку Ганну, и, словно та притягивала неведомой силой, подалась к ней навстречу.

Соседка крепко запыхалась, выглядела растерянной и своим видом испугала невестку Мироновых не на шутку, ведь тетка Ганна никогда по такой поре не приходила к ним.

– Горе случилось, милая… – вдруг заплакала тетка, едва переведя дыхание. – Немцы Высокую Рудню сожгли… Смог видишь какой, до нас оттуда добрался…

– Как сожгли? – оцепенела от страшной новости Параскева.

– А я разве знаю? Ето ж только прибежал едва живой племянник мой, Витька, младшей сестры сын, погодок моего младшего Кольки. Так нельзя смотреть на хлопчика. Боже мой! Плачет, заикается, натерпелся такого страху. Говорит, позавчера в Высокую Рудню прискакал всадник-чех, сказал, чтобы уходили все люди, сожгут их. Но ему никто не поверил: не могут люди людей жечь, и никто никуда не съехал. А под утро немцы и полицаи деревню окружили, из хат всех выгнали в чем были, сказали, что если не выдадут партизан, коммунистов и комсомольцев, да и всех тех, кто им помогает, хлеб печет, расстреляют. Но кто ж выдаст, жили все ведь по-человечески, дружно, я добре знаю. Много кого и постреляли прямо в хатах, а потом всех, антихристы, живьем в школе сожгли. Сестра моя, Надька, Витьку в бульбянище за домом спрятала, одному Богу известно, как и догадалась. На свои глаза видел он все, как мамку вели, как люди кричали в том огне адском. Дите горькое, плутал всю ночь по лесу, пока прибился. Еще слышал малец, как полицаи, которые вели на смерть людей, обмолвились, что завтра очередь и Веснянки… Хлопчика вон никак не успокою, всех в доме поднял, трясется: «Тикать, тетечка, надо!!!»