В кабинете я сняла плащ, кинула сумку в кресло и занялась приготовлением кофе. Нам сейчас выпить по глоточку ароматного напитка с капелькой (а может и не только с капелькой) коньяка – было в самый раз. Пока я занималась кофе, Сенька уселась на диван и, по своему обыкновению, принялась трясти ногой, словно у нее под пяткой были раскаленные угли. Долго в молчании она пребывать не умела. Посверлив с минуту взглядом мою спину и чуток подуспокоившись, с упреком спросила:
– Почему на звонки не отвечала??? Я уже часа три, как названиваю тебе через каждые пять минут. Уже картинку себе нарисовала в голове, что ты где-нибудь в кювете с разбитой башкой валяешься. Ведь за ценностями поехала и немалыми! Почему охранника с собой не взяла?! Что с телефоном?! Почему так долго?!
Я ее не прерывала, позволяя выплеснуть все накопившееся негодование. Хорошо понимала, если не дам излиться сестринскому гневу сейчас, потом будет хуже. Это как с вулканом: если магма не находит выхода, она копит силы, напряжение увеличивается, а потом, бах!!! И вот, уже нет города Помпеи! Дождавшись, когда вопросы иссякнут, начала отвечать по порядку. Но сначала полезла в сумку и достала свой телефон. Чуть не присвистнула, увидев, сколько у меня пропущенных звонков от Сеньки. Подсунула ей чашечку кофе, предварительно капнув в нее коньяка из бутылки н\з, хранящейся в моем шкафу вот для таких случаев, и только потом начала терпеливо и методично отвечать на все вопросы сестрицы. Для начала покаялась (начальство это любит. Причем, не зависимо от того, является ли это самое начальство еще и твоим родственником):
– Ну прости… Телефон не слышала. Я ж в монастыре была, и потому звук отключила. А включить забыла. Охрану не взяла, потому что никогда ее не беру. Не из-за беспечности, а в целях конспирации. Наличие охраны рядом очень сильно привлекает внимание. А так… Едет себе тетка и едет. Кому какое дело куда и зачем? – Тут я слегка запнулась и стала маленькими глотками, дабы отвести подозрение от возникшей паузы, пить горячий кофе. А сама при этом лихорадочно соображала: сказать или не сказать Сеньке про ученых и про книгу. Если не сказать, тогда возникает вопрос, чего так долго. А если сказать, то не было бы еще хуже. Мое вранье сестрица за сотню верст учует. Да и не была я особой мастерицей в этом виде «спорта». Решила, что попробую обойтись полуправдой. Отставила чашку и почти равнодушно проговорила: – А задержалась, потому что с интересными людьми из историко-архивного института встретилась. Они там изучают монастырские архивы. Поболтали маленько. Ты же знаешь, как я люблю все, что связано с историей нашего края. – И посмотрела на Сеньку прозрачно-голубыми честными глазами (правда, глаза-то у меня карие, но я постаралась сделать их как можно голубее, сиречь, правдивее).
Сестра глянула на меня своим фирменным взглядом старичка Мюллера, но я держала оборону стойко и взгляда не опускала, только ресницами изредка хлопала, но не чаще положенного. Посверлив еще немного меня взглядом, Сенька, вроде бы успокоилась. А я про себя с облегчением выдохнула. На этот раз, кажется, пронесло.
Пока я вела беседу с сестрицей, подспудно в голове у меня все крутилась мысль о том, что нужно бы как следует разглядеть ключик. А ну как, я ошиблась? И рисунок на книге совсем другой, а в монастыре на меня напало некое затмение? Но выпроводить сестрицу, не вызывая подозрений, у меня не получалось. Поэтому, скрепя сердце, я решила перенести это мероприятие на завтра. Ночью я спала плохо, какими-то короткими «перебежками» между кошмарами. Промаявшись так до пяти часов утра, встала и поплелась в душ. Облившись холодной водой, вроде бы немного пришла в себя. На работу отправилась, что называется, ни свет ни заря, в самом, что ни на есть, прямом смысле этого слова.
