– О-ой! Обожглась, крапива!
Когда она появилась с кастрюлей, уже вымытой и вычищенной на кухне до блеска, Грассиха отложила вязанье и восхищенно произнесла, поправляя на носу свои огромные очки:
– Ну, Светка, такой спектакль устроила – блеск!
Девки немного помолчали, пришибленные, но потом хором зашлись в дикой ржачке. Стрельчиха молча наблюдала этот бедлам и, дождавшись тишины, констатировала:
– Я всегда знала, что все вы дуры и жопы, как говорит Грассиха!
Мне пришлось достать три рубля и дать Грассихе:
– Беги в Южный, виноватая я! Пражский торт купи – мириться будем.
Вот так. Я могла быть разъяренной фурией, способной устроить разгром, могла казаться лапочкой, существом обворожительным и ласковым, невинной и беззащитной, и интриганкой. Перевоплощение могло происходить мгновенно. Главное – любила устроить спектакль! Шутиха я!
Грассиха только собралась идти в Южный, как пришел наш друг Виталик Когай. Он был денежный парень, как-никак кореец, родители ему слали денег достаточно, Виталик всегда мог одолжить пятак. Кроме того, он не курил, но всегда носил сигареты, чтобы угощать девок. Он только что вернулся с тренировки и заглянул к нам в надежде пожрать. Я сказала ему:
– Виталик, дорогой ты наш, единственный и неповторимый! Беги в Южный за портвейном, вот деньги на пражский торт. Захватишь гитару, мы картошки нажарим и ждем тебя, сэр! У нас сегодня праздник – день примирения. Дуй мигом!
Пир разгорелся до утра с песнями под гитару Виталика и песни.
У Жени Прохорова я познакомилась с Дедом. Дед был семидесятилетним доктором каких-то наук, необычайно интересным, с манерами аристократа, но зашибал почти как алкоголик. Когда он пил, фейерверк его красноречия зашкаливал. Было страшно интересно слушать бьющий фонтан его разглагольствований обо всем на свете – он был человек необыкновенно образованный, интеллигент и энциклопедист.
Чем больше он пил, тем больше наливался свекольным цветом его орлиный нос и тем более он становился артистичным. Красивым жестом ерошил белую до голубизны шевелюру и глядел на меня страстным влюбленным взором. Я снисходительно позволяла ему целовать мою руку и говорить комплименты галантно и изысканно. Он был тонкий психолог, умело очаровывал меня, я таяла от его мальчишеской лести и не скрываемой влюбленности. Истинный рыцарь и романтик, его веселая пылкая болтовня и влюбленность была чистой, нежной и возвышенной, подогреваемой портвейном № 13. Я ответно теплом и благодарностью отвечала ему. Мы с ним состязались в остроумии, пикируясь и забавляя компанию.
Прошло немного времени, и я узнала от Жени, что Дед помер. Оказывается он жил в коммунальной квартире, оставив первую жену, кучу детей и внуков ради толстой и доброй женщины, тоже ученой, которая была младше его на 20 лет и любила его безумно. Как сказал Женя, дома во время запоя у Деда произошел приступ и он захлебнулся в собственной блевотине. Такая вот бесславная трагическая смерть случилась с этим удивительным человеком.
Бесшабашная счастливая юность невозможна без любви. И ее было достаточно. Считалось, что в СССР не было секса. Но у студентов свои законы. Отношения завязывались быстро, образовались пары, которые потом сыграли свадьбы. Первое свидание на первом курсе мне назначил Саша Мегидь. Но он показался мне каким-то дундуком, скучноватым, робким и закомплексованным. Наши отношения перешли в дружбу. Саша потом немного погулял с Павлючкой, потом переключился на Ларису Носову, потом с Любашей Тарновой долго ходили вдвоем. А потом – бах! Неожиданно его хождение по кругу закончилось, и он женился на Галке Москальцовой. Эта серая мышка оказывается, в него была тайно влюблена. Для этого она училась у Ларисы Носовой особой походке – ходить, отводя плечи назад и слегка помахивая сзади рукой, что Галке казалось сногсшибательным.
