– Ничего. Совсем ничего.
Мы свернули на улицу, где стояло здание фирмы «Моргенштерн и Маггенталер». При втором моем посещении этого места впечатление, сложившееся накануне, лишь окрепло. Как будто прибавилось жутковатой мрачности и унылости, появились новые трещины на проезжей части и тротуарах, пополнились мусором сточные канавы. Казалось, даже фронтоны придвинулись ближе друг к другу. Глядишь, завтра в это же время они уже будут соприкасаться.
Белинда резко остановилась и вцепилась в мою правую руку. Я взглянул на девушку. Ее расширившиеся глаза смотрели вверх, и я тоже окинул взглядом уходящие вдаль щипцовые крыши и четкие силуэты подъемных балок на фоне ночного неба.
– Должно быть, это здесь, – прошептала Белинда. – Да, наверняка.
– Место как место, – произнес я сухо. – Что с ним не так?
Она резко отстранилась, будто я сказал нечто оскорбительное, но я поймал ее руку, сунул под мою и крепко прижал. Белинда не попыталась высвободиться.
– Тут… так жутко. Эти штуковины перед фронтонами…
– Подъемные балки. Здесь в давние времена цена домов зависела от ширины фасада, поэтому расчетливые голландцы старались строить дома поуже. К сожалению, лестницы получались совсем тонюсенькими. Подъемные балки предназначались для громоздких вещей. Вверх – рояли, вниз – гробы, как-то так.
– Прекратите! – Она подняла плечи и содрогнулась. – Страшное место. Эти балки – как виселицы. Люди сюда приходят умирать.
– Глупости, милая девочка, – сердечным тоном проговорил я.
Но при этом чувствовал, как ледяные пальцы, усаженные иголками, играют «Траурный марш» Шопена, бегая вверх-вниз по позвоночнику. И я вдруг заностальгировал по старой доброй музыке из шарманки возле «Рембрандта». Кажется, держаться за руку Белинды мне хотелось не меньше, чем Белинде – за мою.
– Не стоит предаваться галльским фантазиям.
– При чем тут фантазии? – хмуро произнесла она. – Что мы делаем в этом кошмаре? Зачем приехали?
Ее теперь непрерывно била крупная дрожь, хотя было не так уж и холодно.
– Сможешь вспомнить, каким путем мы шли? – спросил я.
Она недоуменно кивнула, и я продолжил:
– Возвращайся в гостиницу. Я приеду позже.
– В гостиницу? – растерянно переспросила она.
– Ничего со мной не случится. Иди.
Белинда рывком высвободила руку и прежде, чем я успел среагировать, схватила мои лацканы. И впилась в глаза взглядом, который, наверное, должен был прикончить меня на месте. Она по-прежнему дрожала, но теперь от гнева. Вот уж не знал, что такая очаровательная девица способна превратиться в сущую фурию. Я понял, что эпитет «сангвинический» к ее характеру не подходит. Слишком уж он слабый, слишком безобидный для такой пылкой особы.
Я взглянул на кулачки, сжимавшие мои лацканы. Аж суставы побелели. Да она же пытается меня трясти!
– Чтобы я ничего подобного больше не слышала!
Вот уж рассвирепела так рассвирепела.
Это спровоцировало кратковременный, но острый конфликт между моей глубоко укоренившейся дисциплинированностью и желанием заключить Белинду в объятия. Дисциплина одержала верх… но какой ценой!
Я смиренно пообещал:
– Ничего подобного ты больше от меня не услышишь.
– Ладно. – Она отпустила варварски измятую ткань и взяла меня за руку. – Значит, идем.
Гордость не позволяет мне сказать, что Белинда тащила меня вперед, но у стороннего наблюдателя могло бы сложиться именно такое впечатление.
Через пятьдесят шагов я остановился:
