, сказал г-н Монро, и я вышел на улицу. Я собирался провести день в городе, но на первом же углу, наткнувшись взглядом на разодетый манекен в витрине модного магазина, вспомнил про куклу в спальне.
Воспоминание вышло странным – зародившись в виде смущения, оно выросло в предвкушение, миновав барьеры приличий галопом похоти, и я бросился к себе.
Ближе к дому я распалился так, что был вынужден остановиться у фонарного столба, приводя в порядок мысли и дыхание – мне пришлось напомнить себе, что в спальне меня ожидает мёртвая игрушка, доставшаяся по случаю, и это не могло оправдать охвативший меня приступ любовной страсти.
Цензор в белом халате принялся укорять пылкого любовника, и я вынужден был согласиться – до диагноза оставалось недалеко.
Происходящее удобно было списать на приступ подхваченного в лавке г-на Монро поверхностного фетишизма, но сквозь туман притянутой за уши девиации проступала пугающая, нетерпеливая похоть, направленная на смятые локоны, разорванное бельё и сонное дыхание равнодушной и совсем беззащитной куклы.
Я бросился наверх, преодолев пролёты гимнастическими скачками, и остановился перед дверью – осколки похоти тлели в моей груди, но на смену уже спешили доводы рассудка, я и решил, что буду терпелив и осторожен, и для начала просто поговорю с куклой, и вчерашняя её сонливая холодность будет развеяна без следа.
Я забыл, что кукла дана на время, и думал о ней, как будто она безраздельно моя – предстоящее объяснение казалось естественным для владельца. Я вошёл в квартиру, и бросился в спальню – кукла спала, и я мог беспрепятственно любоваться зрелищем первосортного механического бесстыдства, откровенного так, как не бывает откровенна живая плоть.
Я любовался раскинувшейся в постели куклой, и неопределённая похоть сменилась жаждой обладания, какое охватывает провинциального коллекционера в приличном музее. Я был готов для любовного употребления куклы – в исследовательских, разумеется, целях.
Я скинул одежду и лёг рядом с куклой – она шевельнулась во сне, и я увидел, как вздрогнули её преувеличенные ресницы. Я был уверен, что кукла ждала меня – перипетии первой пробы не могли оставить её безучастной.
Я провёл пальцами по кукольной ноге от колена вверх, и на коже куклы остался бледный розовый след, исчезнувший под моим взглядом с рассчитанной деликатностью.
Я хотел, чтобы кукла проснулась окончательно – мне не терпелось сказать ей ласковые слова, и вознаградить за ожидание преувеличенной нежностью.
Я полагал, что встроенная в игру роль наперсника в любовных делах, доставшаяся мне в довесок к коммерческому трюку г-на Монро, мне подходит – не будем забывать, что я героически справился с упрямой кукольной девственностью.
Кукла, подрагивая ресницами, принялась наблюдать за мной, и я надел маску опытного соблазнителя – оставалось лишь мысленно отрепетировать интонации. Я собирался начать со слов утешения, но вспомнил, что кукла проводила девственность равнодушно, и даже проявила нетерпение в ожидании третьей попытки дефлорационного подвига.
Я принялся вспоминать, как дело было в точности, и обнаружил заметные шероховатости – я припомнил испуг в момент, когда препятствие рухнуло, и я попал в капкан неизжитых вовремя страхов, и кукла, неискушённая в комедии человеческих страстей, вполне могла посчитать выражение моего лица неподходящим к случаю, и даже смешным.
