товар.
Я вывернулся из затянувшегося пассажа просто – я попенял г-ну Монро на скудость представленных в его лавке дополнительных кукольных нарядов.
Это дело поправимое, сказал г-н Монро, я кое-что покажу, что не выставлено напоказ.
Мы прошли через дверь в задней части лавки, и я увидел просторную кладовую, заполненную разнообразнейшими кукольными нарядами, странно знакомыми, словно я встречал их на городских улицах.
Г-н Монро, указывая по сторонам, развлекал меня анекдотами из торговой практики, и мы вместе посмеялись над чудаком, покупавшим в лавке наряды для давно умершей жены – в этой истории была какая-то посмертная мораль.
Я счастливо женат, сказал г-н Монро невпопад, и я рассыпался в поздравлениях, и тянул так долго, что оттиск семейного счастья в честных глазах г-на Монро сменился лёгким волнением, затем небольшим подозрением и закончился крошечным, еле заметным испугом, какой нельзя было стереть никакими комплиментами.
Я побродил среди кукольных нарядов, и подумал, что пауза в игре затягивается по моей вине.
Пройдёмте в лавку, сказал я, выбор сделан.
Г-н Монро прогнал с лица маскировочную задумчивость, и на ходу уверил меня, что есть новые модели кукол, сильно улучшенные по сравнению с пробой, с многочисленными приятными секретами, и мимо приказчика мы прошли с совершенно заговорщицким видом – я уверен, что будущая покупка интриговала обоих заговорщиков.
За витриной на тротуаре стояла дама с кукольным лицом – в том смысле, что черты лица были незначительными, но тщательно прописанными.
Меня насторожила фотографическая неподвижность этого неживого лица, но глаза дамы передвигались по внутренностям лавки с цепким интересом – ровно до тех пор, пока не встретили мой взгляд.
Память затрепетала в агонии, и сдалась. Не надейтесь, что всё проходит – прошлое выпрыгнуло из витрины с подлым ударом, и волны осеннего моря закачались в такт пульсирующей боли, сладкой и обидной, уже списанной в беспамятство, но по-прежнему очень живой.
В той игре я играл роль импресарио – я был молод, и мне нравилось красивое слово. Сначала я вспомнил лёгкую мелодию милой французской песенки в тональности ми бемоль мажор, и через немыслимо длинное мгновение, сквозь туман ночных слёз, сквозь саднящую боль хронических недугов совести и совершенно разорванного сердца я вспомнил поющие губы, тонкие пальцы и кокетливое платье, надетое непременно на голое тело – одним словом, я окончательно вспомнил Фелицию-Вивьен.
Я куплю эту куклу, сказал я, указывая на витрину, но Фелиции уже не было.
Ах, вы о моей жене, сказал г-н Монро, глядя на мою руку, она часто гуляет мимо лавки, наблюдая за мужем.
Рука висела в воздухе, и на лице соглядатая игры, каким без сомнений был шуршащий в углу приказчик, уже зрела насмешка.
Г-н Монро, отвлекая меня от пустоты, принялся поворачивать ко мне лицом витринных кукол, расхваливая обеих – мне было всё равно, и я сказал, что намерен отложить покупку на завтра.
На меня смотрели два кукольных лица, которые я десятки раз видел в витрине, проходя мимо лавки во время вечерних прогулок. Большая белая кукла смотрела лениво, но с интересом – похоже, ей надоели липкие взгляды прохожих, от которых витринное стекло защищало плохо.
Маленькая чёрная кукла подмигнула мне незаметно для г-на Монро – я решил, что завтра буду торговаться, требуя солидной скидки.
Прекрасные модели, полно сюрпризов
